Политология революции - Борис Кагарлицкий Страница 53

На уровне идеологии это воспринимается как противоречие между эффективностью и справедливостью или, скажем, между свободой и равенством. Либералы обвиняют социал-демократов в «неэффективности», а социал-демократы обвиняют либералов в «антисоциальности». Можно сказать, что и те и другие по-своему правы, ибо дополняют друг друга. Глобализация не только не смягчает противоречие, но, напротив, обостряет его. Логика глобализации требует пожертвовать социальными издержками ради эффективности соревнования в масштабах единого мирового рынка. Но это одновременно означает и стремительное возрастание рисков, дестабилизацию общественной жизни и централизацию капитала в беспрецедентных масштабах, что, в свою очередь, ставит под вопрос само существование общества, основанного на свободной конкуренции.

Отстаивая социальное начало в капиталистическом обществе, социал-демократия является его важнейшим стабилизатором. Вообще, современная социал-демократия это и есть воплощенная буржуазная социальность. В этом смысле постоянные неудачи социал-демократических партий на Западе, их постоянные идеологические уступки либералам являются симптомом нового, очень глубокого и опасного кризиса общества в целом.

На самом деле, речь идет вовсе не об «объективном» противоречии между эффективностью и справедливостью (это все не более чем слова), а о внутреннем противоречии системы, которая уже не может примирить экономическую и социальную стороны собственного развития и воспроизводства. Система одновременно «работает» и «не работает». Последствиями повышения эффективности на микроэкономическом уровне становятся финансовые кризисы, а за макроэкономической стабилизацией и победой над инфляцией неизбежно следует кризис в системе образования, здравоохранения и сокращение инвестиций. Несмотря на рост средней заработной платы, снижается качество жизни. Эта двойственность не может не вызвать потребности в переменах. Но что менять? Логика буржуазной социальности подсказывает: надо изменить второстепенные элементы системы, не трогая ее основ. Между тем проблемы системного характера невозможно решить таким способом.

Капитализм и социальные реформы

В сущности, то, что мы видим сегодня, есть не что иное, как кризис исторических последствий русской революции 1917 года. Ведь социальные реформы послевоенной эры были не чем иным, как своеобразной реакцией западного общества на эту революцию. В свое время еще князь Кропоткин напоминал Ленину, что революционный террор задержал распространение принципов Французской революции в Европе на целых 80 лет. То же самое, по мнению князя, произойдет и с русским социализмом. Ленин, несомненно, придерживался иного мнения. Но дело, разумеется, не только в терроре, а в структурах и порядках, порожденных революцией. Советская модель для распространения в Европе явно не годилась.

Влияние русского 1917 года на западное общество было огромно, но оно оказалось совершенно иным, нежели надеялись идеологи Октября. Русский опыт стимулировал уступки со стороны правящих классов и одновременно стал препятствием для поисков самобытной европейской модели радикального преобразования. Выход был найден в реформизме, причем успех реформистских попыток был прямо пропорционален серьезности «революционного шантажа», воплощенного в мировом коммунистическом движении и «советской угрозе». Это можно назвать «отложенной революцией». [196]

Неудивительно, что крах советского коммунизма оказался и катастрофой для социал-демократии. Реформистский курс рабочего движения Запада после 1989 года полностью исчерпал себя, а новой идеологии и стратегии не было. Результат очевиден: Запад вступил в эру острых социальных конфликтов и неясных социальных альтернатив. Место реформизма и революционизма стихийно занимает радикализм, выражающийся в разрозненных агрессивных требованиях, вспышках неорганизованного протеста, неприятии институтов власти.

Еще в начале 80-х годов XX века идеологи структурных реформ в рядах «еврокоммунистических» партий и левой социал-демократии столкнулись с серьезными проблемами. Как отмечали исследователи, левые «колеблются между верой в „альтернативные программы“, основанные на смешанной экономике и рыночном социализме, и пониманием того, что правящие классы будут терпеть эти реформы лишь до тех пор, пока ясно, что они не будут социалистическими». [197]Между тем противоречие это вообще не может быть разрешено в теории. Динамика развития капитализма такова, что система не может стабилизировать себя, не привлекая средства и институты как бы «извне».

Рыночный капитализм — это система, которая подчиняет процесс производства процессу обмена. С точки зрения либерального теоретика, именно обмен становится центральной и главной функцией хозяйственной жизни. С точки зрения истории и обычной логики, это очевидный абсурд. В прошлом, когда новые товары появлялись не столь часто, еще можно было предполагать, будто спрос порождает предложение. Но 80-е годы XX века великолепно показали, как изобретение и массовое производство нового типа товаров (видеоаппаратуры, персональных компьютеров, микроволновых печей и т. п.) порождало и массовый спрос на них. Это психологически вполне объяснимо с точки зрения повседневной жизни. Времена натурального хозяйства, когда продукты производились для собственных нужд, давно ушли в прошлое. При капитализме производство действительно не имеет смысла, если оно не ориентировано на обмен. А для людей вполне естественно путать смысл своих действий с их причиной.

Однако система, сводящая первостепенные функции к второстепенным, ограничивающая все богатство возможностей человека узкими задачами homo economicus, неизбежно порождает внутри себя невыносимое напряжение. Она постоянно подрывает собственную возможность к воспроизводству. Великий секрет капиталистической системы состоит в том, что она (в отличие от традиционных обществ) не является самодостаточной. Это, кстати, является и одной из причин ее невероятного динамизма. Надо идти вперед, чтобы не погибнуть. Остановка равнозначна кризису, крушению. Рост позволяет снимать или смягчать противоречия, которые иначе взорвали бы общество изнутри. Экономика должна развиваться, иначе она рухнет. Однако постоянный рост невозможен, тем более что ему препятствуют противоречия самой системы.