Ловцы душ - Яцек Пекара Страница 67

Его взгляд прошелся и по мне, но я не думал, что барон вообще меня заметил. Капитан Савиньон хрипло рассмеялся – так, что под широким поясом, украшенным драгоценными камнями, затряслось брюшко. Что ж, он предпочитает носить часть своего достояния с собой…

– Ог’ганизация! – фыркнул. – Вам куг’ей пасти, а нье на войну ходить.

– Это неуважение! – Каппенбург, покраснев так, будто кто-то надавал ему по щекам, двинулся в сторону командира наемников.

– Хватит! – император наконец вышел из ступора, но ему пришлось повторить свое «хватит!» еще раз, чтобы остановить Каппенбурга. – Мы здесь не для того, чтобы ссориться, но – для того, чтобы советоваться, как нам поступить, – сказал он уже спокойно. – Где перегруппироваться, как приготовиться и с какой стороны ожидать следующую атаку…

– Ваше Вьеличьество, – Савиньон ничего не стоило прервать и самого императора, – тут не идьет г’ечь о том, чтоби совьетоваться об атаке. Тут надо совьетоваться о том, как спастьи остатки твоего войска.

– Как я и говорю, – император поглядел на него твердо и хмуро. – Спастись, отступить, перегруппироваться и напасть снова. И на этот раз – со знанием дела и всеми доступными нам силами. И если понадобится, останемся здесь до зимы.

– В эту пог’у мои людьи бег’ут двойное жалованье, – быстро сказал Савиньон. – Так запьисано у нас в контг’акте, Вашье Вьеличьество. Да и кто бьется зимой?

– Таубер? – владыка не обратил внимания на слова наемника.

– Мы потеряли доблестных рыцарей, что со столь необычной отвагой ринулись на превосходящие силы врага… – начал барон.

Жаль, что вместо слова «отвага» не употребил «глупость», подумалось мне.

– Боже, прими их в Царствие Твое и охрани до последней битвы, на которую пойдут они с Тобой против Врага, – прервал его легат Верона.

Таубер размашисто перекрестился и продолжил:

– Пехота понесла потери во время ночного штурма, но не настолько существенные, чтобы угрожать кампании. Легкая кавалерия отступила в полном порядке, наемников, как мы знаем, вывел капитан Савиньон, и лишь часть припасов, вероятно, попала в руки врага…

– И как ви хотитье захвативать кг’епости палатина без машьин и пушьек? – махнул рукою Савиньон. – Гдье ваша «Гг’ета»?

– Хороший вопрос, – вмешался император. – Что с «Безумной Гретой»?

Ответом Светлейшему Государю было молчание. В лучшем случае люди палатина ее уничтожили. А в худшем – как раз тянули в сторону своих крепостей. У меня имелись серьезные сомнения насчет действенности больших бомбард, но «Безумная Грета» была не просто оружием. Она была символом. Как императорский штандарт. Врагу даже не требовалось ее использовать – хватит того, что он ею владеет.

– В случае чего построим новые, – сказал император, так и не дождавшись ответа. – Таубер, отправь гонцов в Хез к епископу с просьбой о немедленной помощи. Пусть отошлет нам все орудия – если понадобится, пусть снимет их с собственных стен. Еще – инженеров и плотников, сколько сможет. Лесов здесь полно – запросто понастроим новые катапульты, мангонелы и башни.

Барон кивнул – без убеждения:

– Если такова воля Вашей Милости.

– Чтобы знать, как поступать в будущем, следует делать выводы из ошибок прошлого, – тихо сказал легат Верона. – И спросить: кто виновен в этом поражении и смерти благородных рыцарей?

Как по мне, рыцари, благородные или нет, были сами виноваты, но тем не менее мне было интересно, как оценивает произошедшее достойный легат. Император, как видно, тоже был заинтересован, поскольку глядел на того вопросительно и даже слегка приподнял брови.

– Могли ли принявшие папское благословение доблестные защитники Христа и нашей святой веры погибнуть без вмешательства сатанинских сил? – произнес Верона в абсолютной тишине, которая воцарилась в шатре. – Разве враг не использовал магов, чтобы призвать демонов? Не смутил ли мысли наших крестоносцев? Ибо как же иначе истолковать, что те не послушались приказа императора, который запретил им атаковать?

Конечно, можно было бы истолковать произошедшее дерзостью, глупостью и непокорством, но я был уверен, что никто не посмеет предложить такое объяснение.

– Как Бог на небе, истинно говорите! – признался дворянин с культею вместо руки. – Голову дам на отсечение, что мы не услышали императорского приказа…

– И странный туман покрыл поле, – сказал еще один рыцарь. – Если бы не он – мы бы увидели ловушки…

– Стрелы лучников летели на небывалое расстояние, – почти выкрикнул следующий. – Будто мчались на крыльях демонов…

Конечно, было это простейшим объяснением, поскольку гипотеза о том, что у валлийских лучников на вооружении длинный лук с тугой тетивой и они годами обучались стрельбе, была неприемлема. Зато вот крылья демонов все объясняли с необычной явственностью и четкостью.

Верона покивал довольно.

– Я так и думал, – сказал он медленно. – И конечно же, дело требует тщательного расследования. Но какое же счастье, что среди нас есть высокоученый доктор Мордимер Маддердин, который наверняка лучше других может пояснить, напали ли на нас дьявольские силы.

Он глянул прямо на меня, и глаза остальных, во главе с самим императором, устремились в сторону моего темного уголка. Если спросите, что я чувствовал, когда Верона тянул меня во все это дерьмо, то не стану отвечать, чтобы не произносить слова, от использования которых остерегает наша святая вера. И тем не менее требовалось что-то сказать. Потому я ступил вперед.

– Я не ученый доктор, как в доброте своей представил меня достойный легат, – покачал я головой. – Всего лишь – скромный и живущий во страхе Божьем инквизитор. Знаю Писание и ученье Отцов Церкви – но не слишком хорошо, чтобы сметь дискутировать на тему сатанинских сил со столь уважаемым теологом, как отец Верона. Могу лишь сказать, что Святая Книга остерегает нас: «Дьявол ходит, как рыкающий лев, ища, кого проглотить» ^[23]. Потому, храня веру к Господу, нам никогда нельзя пренебрегать силой зла. Кто знает, какие страшные вещи может сотворить Дюваррье, известный как еретик и богохульник? Договором с Сатаной он всего лишь вписал бы очередной смертельный грех в длинный список отвратительных своих деяний…

Удивительно, но некоторые из сеньоров глядели на меня если не с явственной симпатией, то, по крайней мере, с отсутствием отвращения. Верона также внимательно слушал мои слова, легко усмехаясь и кивая головой при каждой моей фразе. Лишь когда я начал говорить о палатине Дюваррье, нахмурился. Поднял руку, чтобы меня прервать – впрочем, в том не было никакого смысла, потому что я ничего не намеревался добавлять к уже сказанному, голос же свой я повысил, лишь чтобы достигнуть лучшего эффекта.

– Святые слова, достойный император, милостивые господа, почтенный мастер Мордимер. – (При слове «почтенный» я хотел было нахмуриться, но сдержался.) – И видна в словах этих вера, которую я не решился бы отрицать, но и юная беспечность, заставляющая искать зло среди врагов, а не друзей… – закончил он театрально.