Ловцы душ - Яцек Пекара Страница 56

Я в нескольких словах, деликатно и осторожно, передал ему содержание нашего с Герсардом разговора. В нем не было никакой тайны, поскольку епископ явственно жаловался на балаган, который начинается на любой войне. Верона рассмеялся, не показывая зубов, потом закашлялся и сплюнул в угол.

– Если император получит Палатинат, то получит доступ к морю. Богатые порты. Корабли. Опытных купцов и мореходов. Товары с запада прекратят свой путь через порты в землях епископского домена, и тогда не будет пошлин, налогов и подорожных денег. Император крепко ударит Герсарда по карману, Мордимер. И твой епископ совершенно справедливо этого боится. А я – нет. И Святой Отец – тоже нет. И знаешь почему? Потому что Апостольская Столица получит пожалованные земли. Милостиво предоставленные ей императором. И к чему папе заботиться о ленах Герсарда и других епископов? Полагаешь, Святой Отец так уж радуется богатству своих овечек? Думаешь, нравится ему, что он по уши в долгах у Герсарда?

Не скажу, чтобы я не знал об этом. Слухи – они такие: раз появятся – и поди-ка от них избавься. Словом, в городе поговаривали о том да сем. Но я впервые слышал это из уст человека, который обо всем знал наверняка. И не то чтобы я слишком радовался такому знанию. Чем меньше знаешь о делах сильных мира сего, тем меньше они обращают на тебя внимания. А жизнь в тени вдобавок напрямую связана с длиной оной жизни.

Я не понимал, отчего легат рассказывает мне обо всем этом. Неужели своим высокомерным отношением к епископу Хез-хезрона он хотел показать, что дело Герсарда проиграно? Провоцировал меня? Я был для чего-то ему нужен? Хотел, чтобы я доложил епископу об этом разговоре?

Я не ответил ничего, да и легат, как видно, не ожидал ответа.

– Какие поручения дал тебе Герсард?

– Я должен всякий второй день, а если понадобится, то и ежедневно, посылать курьера с письмом, информирующим обо всем, что произошло…

– И ничего больше? – внимательно поглядел он на меня. – Никаких тайных поручений? Секретных миссий?

– Нет, ваша милость.

– А если бы получил таковые, ты сказал бы?

– Нет, ваша милость, – я даже не задумался над ответом, хоть и не знал, к добру ли такая искренность.

Он кивнул.

– Так и думал, – сказал спокойно. – Поселишься здесь, Мордимер. Где-то под крышей есть еще свободная комнатенка. И не принимай это на свой счет. В Хайме даже князья крови спят на сене, только бы оставаться поближе к императору… Впрочем, что-то в последнее время расплодилось этих князей… – снова рассмеялся он, не разжимая губ. – Твои люди могут разместиться в конюшне. В любом случае в городе мы пробудем недолго. Император ожидает лишь наемников – и выдвигаемся. Что предполагаешь делать?

– Наблюдать, – ответил я. – Ездить по околицам. Осмотреть села. Но прежде всего предоставить рекомендательные письма Его Величеству.

– Хорошо, – кивнул Верона. – Я вызову тебя, если понадобится. Готов поспорить, что император захочет с тобой поговорить.

– Император захочет дать мне аудиенцию? – спросил я с недоверием, прежде чем успел прикусить язык.

Но Верона не рассердился.

– Ты ведь капитан императорской гвардии, а не инквизитор. Личный посланник епископа Хез-хезрона. Хотя, – воздел он припухший в суставе палец, – всем известно твое прошлое. Здесь быстро расходятся вести. Ну, ступай уж, Мордимер. Как проедешься по околицам, я охотно выслушаю, что можешь сказать.

– Спасибо вашей милости. – Я поднялся и низко поклонился. Поцеловал руку, которую он благодушно протянул в мою сторону.

– Кстати, Маддердин, – сказал, когда я был уже в дверях, – не скажешь ли, отчего Герсард не поручил эту миссию какому-нибудь дворянину? Дипломату? Офицеру? Почему, во имя меча Господня, прислал к императору палача из Инквизиториума?

Я повернулся и постарался улыбнуться, пусть даже это далось мне непросто.

– Быть может, ваша милость, для того чтобы меня убили. Благородные не слишком-то любят инквизиторов.

Некоторое время он глядел на меня ничего не выражающим взглядом, потом снова кивнул.

– Умный мальчик, – сказал медленно. – Впрочем, если уж быть искренним, я вас тоже не люблю. Вы ведь как крысы…

Я подождал минутку, не захочет ли он поделиться со мною еще какими жемчужинами своих мыслей, после чего низко поклонился и вышел.

Вышел, поскольку ничего не мог добавить к сказанному.

* * *

Конечно, в дороге, кроме того что я тренировал моих парней, хватало времени и для других вещей. Для размышлений. Для того чтобы задавать себе вопросы, подобные тем, которые задавал мне легат Верона.

Пронырливый царедворец, дипломат, дворянин знатного рода и герба наверняка сумели бы сделать в окружении императора больше, нежели ваш нижайший слуга. Если же Герсарду были нужны военные рапорты, ему стоило послать сюда отставного генерала. А в свите его были и те и другие.

Тогда отчего же со столь важной миссией отправлен бедный Мордимер, который был, есть и будет никем? Прахом и пылью у стоп сильных мира сего?

Ответов было несколько, и ни один меня не радовал. Во-первых, это мог быть каприз Его Преосвященства. Минутная слабость, от которой гордыня и убежденность в собственной непогрешимости не дали ему отступить. Я знал: епископ Хез-хезрона способен на неожиданные решения, и решения те часто зависят от настроения, капризов и прочих причуд. Однако же при этом он оставался умелым политиком и умным финансистом. В конце концов – заимодателем самого Святого Отца.

Во-вторых, выбрать меня в посланники Его Преосвященство мог из желания унизить императора, поставить его в неловкое положение, быть может, даже выставить на осмеяние. Независимо от того, что я сам думал о моем деле, большинство видели во мне только палача.

В-третьих, и эта мысль нравилась мне менее всего, Герсард мог рассчитывать, что кто-то из сеньоров попросту меня убьет. Тогда бы он рвал одежды, слал протесты, возмутился и… остановил бы поставки в армию, а также запретил рекрутский набор в своих землях. Императору пришлось бы покупать его хорошее отношение. Каким образом? Уж это-то вовсе не касалось вашего нижайшего слуги.

Так или иначе, но ситуация сложилась такая, что как ни глянь, а завидовать нечему. Быть может, жизнь моя и была дешева, но за годы я к ней попривык; вдобавок я не желал оказаться лишь пешкой на игровой доске. По крайней мере, не той пешкой, которой легко жертвовать за позиционное преимущество или в обмен на другую фигуру.

И еще одна проблема не давала мне покоя: я не мог забыть дело Анны Хоффентоллер и ее убежденность, что на императора и его окружение падет проклятие. Я надеялся, что, если это правда, никогда не окажусь поблизости от Светлейшего Государя, чтобы испытать на себе последствия этого проклятия. А теперь я был слишком близко. И этот факт не улучшал мое настроение.

В Хайме царила такая теснота, что императорской канцелярии пришлось издать указ о запрете на передвижение любых фургонов и телег, включая и кареты знати, – кроме тех, что перевозили припасы для армии и двора. В связи с этим стали модными паланкины, а по улицам бегали пары или четверки мускулистых здоровяков, несущих коробы с сидевшими внутри аристократами и дворянами. И чем более знатным был владелец, тем более изукрашенным – паланкин.