Ловцы душ - Яцек Пекара Страница 55

Город был переполнен и шумен. Улицы заполонили дворяне, императорские солдаты и всякая голытьба, что испокон веков сопутствует армии. Купцы, нищие, продажные девки, циркачи – и все это толклось по улицам Хайма с одной лишь целью: как можно быстрее набить кубышку благодаря войне. И я не думаю, чтобы девки принимали императорские долговые расписки. Из того, что знаю, эти дамы редко когда оделяют кого-либо своими ласками иначе чем за наличные. Конечно, для бедного Мордимера они делали некоторые скидки, но подозреваю, среди прочего и потому, что помнили печальную судьбу моей старой подружки Лонны, которая некогда заведовала известнейшим в Хезе домом свидания – и которая в результате сплетения несчастливых обстоятельств сгорела на костре. В Хезе поговаривали, что это из-за меня, а я же смиренно не опровергал слухи.

Рынок, набитый до последних пределов и полный шумной толпы, мы нашли очень быстро, поскольку грязная дорога вела прямиком туда. А корчма «Под Сломанным Топорищем» была крепким двухэтажным каменным домом, к которому даже были пристроены конюшни. Во дворе здесь и вправду стояла трухлявая плаха, и я догадался, что это память о бесславной (а может, славной?) смерти кастеляна. Двор тоже был полон людей. Кто-то вел под уздцы коней, кто-то выкатывал из склада бочку, возница с искаженным гневом лицом лупил кнутом конягу, которая все никак не желала тянуть нагруженный по борта воз, а кучка малышни перебрасывалась друг с другом слепленными из грязи катышками.

Я поднял с земли плоский камень и швырнул в сторону возницы. Попал в затылок – и мужик повалился на колени. Огляделся мутным взором, кнут выпал у него из рук. Я ведь когда-то убил человека, который издевался над конем. Теперь, впрочем, я уже не столь горяч, как в молодые годы, к тому же я сомневался, что папский легат будет в восторге, если капитан из Хеза начнет свою карьеру с того, что прирежет кого-нибудь под его окнами.

Я схватил за шкирку пробегающего конюха. Тот бился в моих руках, но я держал крепко.

– Его милость легат Верона – здесь?

– Здесь, господин, здесь! Занял всю корчму со своими людьми!

Я отпустил его.

– Ждите, – приказал своим и двинулся ко входу.

У дверей с хмурой физиономией стоял папский дворянин и попивал из большой глиняной кружки.

– Капитан из Хеза! – почти крикнул, едва лишь меня увидев. – Идите, человече, отец Верона вас еще со вчера дожидается!

Не понравилось мне этого вот его «человече». Я подошел, вынул из его рук кружку, нюхнул. Он глядел на меня глуповато. Глазки были маленькими и мутными, как видно, наливался он своим питьем уже давненько.

– На службе не пьют… человече, – сказал я и вылил содержимое на землю.

Потом вложил пустую посуду ему в руку и вошел внутрь. Из-за спины донеслось только приглушенное проклятие, из коего следовало, что дворянин не слишком-то хорошо думал о моей матери. Я даже не обернулся, поскольку и сам не то чтобы любил свою родительницу. Но надеялся, что мы еще обсудим недостаток уважения с его стороны.

Легат Лодовико Верона оказался высоким, худым мужчиной с птичьим лицом и проницательными стариковскими глазами. Насколько мне было известно, он всегда одевается в черное – и сегодняшний день не оказался исключением. Бархатная блуза с черными брыжами вокруг шеи, широкие в плечах рукава. Когда он шевелил руками – казалось, что готовится расправить крылья и сорваться в полет. Все знали: он никогда не надевал рясы, хоть и был монахом. Или, вернее, все думали, что он был монахом, поскольку всегда звали его «отче».

– Капитан Маддердин, – сказал он протяжно. – Я ожидал вас раньше. Садитесь, – указал на кресло. – И давайте письма.

Я послушно вынул запечатанные документы, полученные от епископа Хез-хезрона.

– Как там Герсард? Подагра? Пьет?

– Из того, что знаю, в последнее время Его Преосвященство наслаждается добрым здравием, – ответил я дипломатично.

Легат сел напротив меня и сплел пальцы. Те были длинными, с припухшими суставами и отполированными ногтями.

– У тебя было шестеро человек, Мордимер. Позволишь, капитан, называть себя по имени, верно?

– Это честь для меня, ваша милость.

Он резко глянул на меня:

– Не прерывай, когда я говорю, Маддердин! Я задал риторический вопрос, и что мне за дело до твоего дурацкого ответа!

Я смолчал, а он растянул в улыбке губы: тонкие, бледные и потрескавшиеся, словно высохшие черви.

– Хороший мальчик, – сказал. – Быстро учишься. А теперь скажи-ка мне, куда подевал шестого молодца?

– Повесил, ваша милость.

– Повесил… Ха! И за что же, коли не секрет?

Он встал, зашел мне за спину – и я услыхал, как он наливает там что-то в кубок.

– Хочешь выпить, Мордимер? Правда, не могу угостить тебя, как Герсард, поскольку не пью ничего, кроме травяного отвара и родниковой воды.

– Покорно благодарю вашу милость, – ответил я. – Хотя мне и самому кажется, что нет ничего лучшего, чем отвар из ромашки. – «Разумеется, если развести его в пропорции один к ста с водкой», – добавил я мысленно. Но заметил, что легат глянул на меня словно бы чуть более благосклонно.

Верона был еще хуже Герсарда. У того, по крайней мере, были слабости, юмор и капризы. А этот казался куда более опасным. Берегитесь людей, у которых нет слабостей, милые мои! Потому что может оказаться, что их тайны куда более темны, чем можно себе представить.

– Ну, нет так нет, – пробормотал он. – Так за что ты его повесил?

– За непослушание, ваша милость. Напился на службе.

– Любишь мучить людей, Мордимер? – спросил он скрипящим голосом. – И нравилось тебе смотреть, как он полночи подыхает?

– Ваша милость прекрасно проинформированы, – ответил я спокойно. – Но если отвечать на вопрос вашей милости, то ответ звучит – нет. Не люблю мучить людей и никогда не делаю этого без нужды. Причинять боль другому существу – грех, разве что это служит некоей более высокой цели.

– И какая же цель была на этот раз? – он вышел из-за моей спины и снова уселся напротив. Громко отхлебнул из кубка.

– Добиться послушания моим приказам у остальных, – ответил я. – Но все же осмелюсь обратить внимание вашей милости, что я предупреждал: любое неподчинение будет караться смертью. Сей человек не воспринял моих слов всерьез.

– А ты не любишь, когда тебя не воспринимают всерьез, верно, Мордимер? – спросил он задумчиво. – Я тоже не люблю… Может, мы и сумеем договориться.

Он отставил кубок и снова сплел пальцы так сильно, что в руке у него что-то хрустнуло.

– И что говорит Герсард? Относительно войны?

– Его Преосвященство молится за участников Крестового похода…

– Ладно, ладно, – пробурчал он. – Знаю: он всем вокруг говорит, что война эта не нужна Церкви, – Верона раздраженно фыркнул. – А по сути, она не нужна лишь твоему епископу. И знаешь почему?