Ловцы душ - Яцек Пекара Страница 52

– Прошу прощения? – я не успел взять себя в руки, и слова эти вырвались как-то сами по себе. И на миг я думал, что ослышался или что епископ бредит в пьяном угаре.

– Ты удивлен, да? – пожалуй, не спросил, а заявил Его Преосвященство с явным удовлетворением. – Не переживай, сыне, я не дам в обиду своего посланника. Получишь людей и солидное содержание.

– Осмелюсь… – начал я.

– Осмелься, осмелься, – позволил он снисходительно. – Знаю, что ты удивлен.

Да уж… удивлен… слово это, возможно, и не совсем верно передавало мои чувства, но весьма точно описывало ситуацию, в которой я оказался.

– Ваше Преосвященство, осмелюсь напомнить, что я всего лишь инквизитор, и, к моему сожалению, именно из-за своего призвания и верной службы Церкви не пользуюсь доброй славой среди благородных господ – и уж подавно при дворе милостиво царящего над нами государя. Ваше Преосвященство не думает ли, что они попросту прикажут меня убить? Конечно, жизнь моя особого значения не имеет, однако я опасаюсь, что, лишившись ее, не сумею исполнять приказания Вашего Преосвященства – что при другом исходе сделал бы с исполненной скрупулезности точностью.

Епископ рассмеялся.

– Страх добавляет красноречия, верно, Мордимер? – потер он ладошки. – Думаешь, я идиот? Конечно, тебя убили бы. Не явно, не на глазах у всех, но скрытно, тихо, преступно… Не любят там меня, о нет, не любят. То ли дело папские легаты. – Он отвернулся, словно желая сплюнуть, однако сдержался. – Но ты, сыне, теперь не будешь инквизитором – вернее, будешь не только инквизитором.

Он замолчал, явно ожидая от меня вопроса, поэтому я осмелился его задать:

– А кем же я буду, с милости Вашего Преосвященства?

Герсард с шаловливой ухмылкой отворил ящик стола, вынул из него подписанный пергамент и подал мне.

– Читай, Мордимер, мой дорогой мальчик.

Я прочел – и не поверил собственным глазам. Если бы не то, что документ был подготовлен заранее, подумал бы, что Его Преосвященство напился и утратил разум.

– Ну-ну, только не воображай себе слишком много, – сказал он. – Это лишь временная номинация.

Временная или нет, однако же номинация была номинацией. Приказом Его Преосвященства со следующего дня я становился капитаном епископской гвардии – одной из самых важных персон в Хезе. До сего времени эту должность занимал один ворчливый дворянин, все время живший у себя, в провинции, и обязательства его состояли в том, чтобы пересчитывать регулярно приходящие денежки. Истинным главой гвардии был граф Кактотам, я не запомнил его имени, но официально он имел лишь должность лейтенанта.

Конечно же, никто и никогда не утверждал, что капитаном гвардии не может быть инквизитор или даже священник. Однако до сей поры должность эту занимали исключительно дворяне. Но, как видно, времена изменились.

– И что? Аж речь тебе отобрало, Мордимер?

– Отобрало, – ответил я искренне и просто, поскольку Его Преосвященство, как видно, чего-то такого и ожидал.

– Теперь-то тебя никто и пальцем тронуть не посмеет. Будешь официально представлен императору. Получишь рекомендательные письма к нему и к легату Людовико Вероне. Легат – представитель Апостольской Столицы, но… – он прервался на миг и описал пальцем по столу несколько кругов, – …взгляды его, как ты наверняка знаешь, лишь отчасти схожи с моими. Лишь отчасти, сыне, – подчеркнул.

Я понял. Даже слишком хорошо. Ведь тех, кого мы ценим или любим, не станем звать «воронами», как Герсард звал братьев Верона. Поблизости от папского посланника я не мог чувствовать себя в безопасности.

Впрочем, милые мои, отныне я вообще нигде не мог чувствовать себя в безопасности. Конечно, его милость епископ набросил на плечи бедному Мордимеру прекрасное одеяние, но это ничего не значило. Его Преосвященство разыгрывал шахматную партию, в которой я был всего лишь пешкой. И я не сомневался: он пожертвует мной, если это даст ему преимущество в игре.

Однако даже то, что епископ сделал меня лишь пешкой, было признаком большого доверия. И я знал, что придется что-то делать с тяготами такого доверия. А ведь тяготы епископского доверия столь же безопасны, как работа в каменоломнях.

Его Преосвященство с трудом поднялся и пошатнулся – я же выпрыгнул из кресла. Но моя помощь не потребовалась.

– Обратишься к брату Себастьяну, – приказал он мне. – Он решит все формальности.

Брат Себастьян был правой рукой епископа во всех обременительных канцелярских делах. Человек огромного влияния, который при этом, о чудо, был известен своей безграничной честностью. Поразительно в наши подлые времена, не правда ли?

Епископ качнулся в мою сторону, поэтому я со всем почтением подхватил его под локоть. Он дохнул на меня вином.

– Спасибо, сыне.

Положил мне руку на плечо.

– «Вот, Я посылаю вас как овец среди волков; итак, будьте мудры как змии, и просты как голуби» ^[19], – произнес торжественно, а потом громко икнул, что изрядно подпортило эффект от сказанного.

И следует сказать, что сентенцию эту я запомнил необычайно хорошо, поскольку некогда ее произнесли уста существа, о котором я старался даже не вспоминать и с которым дважды пересеклась тропа моей жизни. Тем не менее я постарался не дать этого понять и встал подле Герсарда на колени, целуя епископский перстень. Говорили, что в него вставлен камень из Святой Земли, один из множества фрагментов того, на который ступил наш Господь, сойдя с креста Своей муки.

– Ну-ну, встань, Мордимер. Уж постарайся, сыне. Будь внимателен, чу́ток и бдителен, и награда тебя не минует. Брат Себастьян выплатит тебе за три месяца вперед, а еще специальную надбавку, чтобы хватило на дорогу. Да и чтобы ты наилучшим образом меня представил, – погрозил он мне пальцем.

Из апартаментов епископа я вышел ошеломленным, не слишком понимая, в каком мире живу и не снится ли мне все это. Мог ли я, поступая в Академию Инквизиториума, предполагать, что некогда сделаюсь капитаном гвардии Его Преосвященства епископа Хез-хезрона? Да полноте, мои милые. С тем же успехом я мог ожидать, что у меня вырастут крылья и, как Дедал с Икаром, я поднимусь к солнцу. Тогда я думал о том, что мне – наконец-то – будет где спать, будет что есть и что у меня появится шанс дожить до следующего утра.

– Поздравляю, мастер, – сказал старый канцелярист, выводя меня из задумчивости. – Или теперь мне следовало бы говорить: капитан Маддердин?

– Вы знали?

– Я сам выписывал документы, – обнажил он в усмешке гнилые зубы. – Это большая, большая честь, – понизил он голос. – Инквизиториум будет вами гордиться.

– Наверняка, – ответил я, а по спине пробежала холодная дрожь. – Спасибо, брате.