Ловцы душ - Яцек Пекара Страница 53

– Не за что, Мордимер, не за что. – Я увидел веселый блеск в его глазах.

Итак, милые мои, в гордыне своей я совсем позабыл о братьях-инквизиторах. Думал лишь о том, как получить плату, купить необходимое, поговорить с братом Себастьяном, поглядеть на людей, которые станут моими спутниками по пути в императорскую армию. А о братьях-инквизиторах и не думал. Да только они обо мне не забыли. Как и о том, что я наряжаюсь в чужие перья, забывая, кто я таков и откуда происхожу. Правда, меня с ними не единили слишком теплые отношения, но это ничего не меняло, поскольку я был их, плоть от плоти и кровь от крови. А поскольку назначение было лишь временным, я знал, что раньше или позже придется вернуться к прежней жизни. И тогда бедолаге Мордимеру наверняка не будут нужны ни враги среди своих, ни завистники, которые вспомнят, как в миг обманчивой славы Мордимер забыл, кто он таков на самом деле. А посему – что следовало сделать? Устроить пирушку! Хорошее вино, хорошая еда, хорошие девицы. И не жалеть денег, поскольку доброе отношение к тебе – куда важнее, чем все золото мира.

Пирушка была ужасна. Вернее, не так… Пробуждение после нее было ужасным, а вот сама пирушка – чрезвычайно веселой: исполненной пьянством, обжорством, пением и греховодством. Один из честны́х братьев-инквизиторов едва не утоп в бочке с вином. В последний момент какая-то из девиц вытащила его за волосы – и не ради того, чтобы спасти жизнь, просто хотела зачерпнуть кружкой питье, а тело в бочке ей мешало. Однако же, слава Господу, мой брат-инквизитор остался жив – и только упился до свинячьего визгу да обрыгал полкомнаты.

Завершение попойки я помнил как сквозь туман. Кто-то драл девицу на столе, полном костей и разлитого вина (я запомнил это, поскольку девица была, как видно, голодна и во время сего действа грызла куриную ножку), кто-то – рубил клинком фитили свечей, а толстяк Бекас поспорил, что его не берет пламя, и держал руку над огнем так долго, что все мы почувствовали запах горелой плоти.

Потом братья-инквизиторы решили, что должны выбрать мне на ночь двух лучших девок. Пока выбирали – подрались и сломали руку старому Педро (за некое свойство организма его все звали Пердо), который, кстати, был ни сном ни духом и спал себе в уголке – когда они упали на него и придавили к полу.

Кстати сказать, девиц выбрали-таки очень хороших, несмотря на то что были пьяны, и когда утром я проснулся, увидал подле себя две прелестные мордашки и два же весьма стройных тельца. И я, несмотря на головную боль, не преминул ими воспользоваться раз-другой-третий.

А потом головная боль лишь усилилась – когда я представил, что подумала бы она, увидев меня в таком состоянии и в таком обществе. Она, женщина, которая некогда наполовину всерьез, наполовину шутя назвала меня, спасшего ей жизнь: «Мой рыцарь на белом коне». Женщина, которая приходила в мои сны: мыслями своими я владел, но сны, увы, контролировать был не в силах. Порой я молился, чтобы она исчезла из них, порой – чтобы в них оставалась. Знал, что вне зависимости от того, что случится, – я буду несчастен.

Некогда один дворянин советовал мне искренне признаться в своих чувствах. Я арестовал его и послал на костер. Конечно, вовсе не за совет, Боже сохрани, – всего лишь за преступления против нашей святой веры. И тем не менее я частенько жалел о том, что единственный человек, которому я открыл сердце, нынче не более чем горстка пепла.

Когда я возвратился в «Под Быком и Жеребчиком», Корфис вручил мне несколько листков с благодарностями за хорошо проведенное время и с поздравлениями по поводу нового назначения. И ведь это меня порадовало, ибо если братья после столь непростой ночи могли еще думать об изысканных формальностях – стало быть, они развлеклись на славу. На пир я не пожалел денег, но это того стоило. Я ведь уже говорил вам, милые мои, что любовь епископа – на хромой кобылке ездит, а я хотел, чтобы было мне куда возвращаться. И к кому.

Приказал Корфису приготовить горячую купель (он уже знал о моем назначении, поэтому обихаживал меня так, словно я был из венецианского хрусталя), – ведь нет ничего лучше, чем искупаться, когда на тебя давит боль проведенной накануне разгульной ночи. Потом я чуток поспал и еще до заката отправился к брату Себастьяну, чтобы тот рассказал мне, что да к чему, и показал людей, с которыми я отправлюсь к императорскому двору.

Брат Себастьян не обрадовался визиту.

– Я полагал, что вы придете утром, капитан, – проворчал он, поглядев на мое опухшее лицо. – Слышал-слышал… – добавил. – И молитесь, чтобы это не дошло до ушей епископа.

– Все равно дойдет, – сказал я. – Его Преосвященство узнаёт все, да хранит его Господь.

– Это правда, – согласился брат Себастьян. – Хотя я ему ничего не скажу, – добавил он. – Я приготовил вам подорожные, рекомендательные письма, наличность и кредитные векселя. Что-то епископ слишком добр к вам, – покачал он головой.

– А мои люди?

– Ну, есть у нас шестеро эдаких забияк, – усмехнулся он, и я увидел, что его зубы не только гнилые, но еще и растут криво да редко – как штакетины в заборе бедняка. – Будут у вас также мальчик для поручений и конюх. Епископ приготовил для вас хорошего коня, – глянул он на меня оценивающе. – И надо бы вам зайти в оружейную комнату, подобрать там какую-никакую кольчугу и приличный меч, а то будет стыдно у императора показаться. И кроме того, вам следует надеть цвета епископа.

Я скривился, поскольку епископские гвардейцы ходили в желтых кафтанах, белых панталонах в обтяжку и желтых же коротких сапожках, что, по мнению вашего нижайшего слуги, выглядело крайне дурацки, отчаянно веселя чернь. Но вдруг посланные по военному поручению гвардейцы имели право одеваться в чуть более подходящие цвета, чтобы не пробуждать веселье у ближних и не слишком напоминать циркачей.

– Спасибо, брат Себастьян, – сказал я. – Надеюсь, мне удастся достойно представить Его Преосвященство.

Он лишь проворчал что-то полупонятное. Вызвал слугу.

– Проведи господина капитана в арсенал, а после в гардероб, – приказал. – Послал бы я вас к портному, да нет времени. Завтра на рассвете отправляетесь.

– Ну, раз нужно – значит, нужно, – вздохнул я.

* * *

Полагаю, брат Себастьян назвал моих людей забияками несколько авансом. А также, полагаю, что лейтенант епископской гвардии – скажем честно, злой как собака из-за моего назначения – выбрал тех, с кем ничего не мог поделать. Они стояли, выстроившись в ряд на заднем дворе епископских конюшен, я же долго глядел на них в молчании.

– Я – мастер Инквизиториума, и мое имя – Мордимер Маддердин. Вы все наверняка знаете, что епископ назначил меня на должность капитана гвардии временно. Однако нынче я капитан и желаю от вас одного: абсолютного послушания, – на миг я повысил голос. – Если тебе, чернобородый, – обратился я к заросшему здоровяку с лицом идиота, – прикажу встать на колени и жрать с земли говно, что ты сделаешь? А вот что: тотчас падешь на колени, сожрешь говно, а потом поблагодаришь капитана за еду. Понятно?

Я чуть подождал.