Сумерки богов - Александр Лысенко Страница 32

– Плохая новость для неженок. Здешней атмосферой дышать нельзя! – как бы решая морально поддержать, продолжила Ракушка.

– А до земли сто метров по стволу вниз. Ближайшее скопление живых существ в двухстах километрах, никакого интереса к нам не проявляют. Радиоэфир пуст, корабль с веток не снять, основной двигатель поврежден, камеры не работают, обшивка в двух местах потеряла герметичность, снизу у нас довольно серьезная вмятинка и с корабля почти полностью облезла твоя, Сова, краска.

Это вконец добило Сову, и он, сев на пол, громко застонал.

В рубке повисла немая пауза. Через несколько минут Ракушка продолжила:

– Тебе придется выйти и найти нам помощь. Мы тут совершенно бессильны. Геакрн, как только высунется, сразу камнем свалится вниз и назад вряд ли влезет, а у меня ног вообще нет, а в отсутствии вблизи каких-либо средств связи или компьютеров, я совершенно бесполезна. Уверена, ты справишься.

– Есть хочется.

– Поешь в дороге. Геакрн пока займется ремонтом того, что возможно починить, а я продувкой того, что есть. Что бы ты без нас делал?

– Как я спущусь вниз-то, крыльев-то нет.

– По скобам, благо острых кусков металла у нас в корабль воткнулось предостаточно.

– А если разобьюсь?

– Маловероятно. Притяжение в половину стандартного, видимо, из-за этого тут такая бурная и высоченная растительность, а внизу мягкое и гостеприимное болото. Да, Сова, не забудь оружие. У нас его целый ящик, подарок от счастливых гожественных работорговцев-сектантов.

Посидев с закрытыми глазами и мерно покачиваясь, Сова направился к выходу. Заглянул к аркутрианцу, обложенному со всех сторон провизией и водой. Вытащил котлеты в вакуумной упаковке и так, холодными, и съел. Постепенно к Сове возвращалось чувство реальности. Особенно сильно оно вернулось, когда он зашнуровывал скафандр. Потом чувство реальности его настигло в кладовой (комната арктурианца), когда он набивал котлетами и водой свой рюкзак. И уже окончательно добило, когда он, стоя с бластером в одной руке, большой связкой железок с тросиками и молотком, вышел из корабля через шлюз, утративший правильность форм.

Был прекрасный солнечный день. Небо было фиолетовым, солнце слегка голубоватым, ствол дерева был больше похож на известняк, спелая желтая листва манила своей зрелостью, скафандр с задорным шумом облепляли стаи мелких насекомых, ищущих лазейку к его сладкому мясу, которое вряд ли смогут переварить, учитывая совершенно инородную ДНК-структуру – хотя, кто знает.

Потянувшись, Сова стал забивать первый клин. Известняковая кора крошилась и не хотела держать разнокалиберный металл, из которого Сова делал себе ступеньки. Спас клей, входящий в набор нужных предметов любого скафандра. Этот клей мог использоваться в вакууме, при любой температуре и схватывал моментально. Тюбика хватило на десять гвоздей-ступенек, но Сова не особенно расстроился, по его мнению, их было вполне достаточно, чтобы выдержать нужную тяжесть, поэтому он начал делать то, что умел лучше всего – халтурить. Забивая костыли через каждые два метра, он медленно, но верно, спускался все ниже и ниже. Уже на уровне ста метров страховочная веревка кончилась, и оставшиеся метров пятьдесят надо было либо прыгать, либо сойти по веткам, которые становились все реже и короче, либо сойти с ума. Сова выбрал прыгать. Сидя на ветке, свесив ноги вниз, он раздумывал, как бы сделать это с минимальным уроном для себя и своих припасов. По его расчетам, скафандр просто обязан был выдержать удар без особых повреждений. И подумав об этом, он, закрыв глаза, соскользнул вниз. Как ни странно, удара не последовало, он открыл глаза и увидел себя лежащим в паутине, растянутой горизонтально над землей, что было очень удобно, как батут. Батут – потеха или молчаливый убийца? Так как он не имел представления, зачем в мире насекомых нужны такие паутины, прежде всего потому, что на его планете насекомых не было, то он не был сильно расстроен и не торопился уходить, ведь до земли оставалась всего пара метров и, подумав об этом, он заснул.

Пробуждение было неприятным, не так уж часто приходится спать вверх ногами. Кровь прилила к вискам и голова просто раскалывалась. Немного легче стало, когда он согнулся пополам и хоть немного отвел кровь от головы. Видимость из шлема была нулевая. Сова не сразу понял, что это из-за налипшей кучи противно-липких ниток, из которой была создана паутина. Сова ничего не знал о существовании пауков, поэтому он нисколько не испугался. В тот момент, пока он беспомощно трепыхался, к нему подбирался вовсе не паук, – это был гигантский плотоядный слизень, а плотоядные слизни на его родной планете водились. Когда Сова увидел его, то стал трепыхаться еще сильнее, все больше запутываясь, он с ужасом наблюдал приближающуюся тварь. Слизень открыл свой передний рот или что-то совершенно противоположное заднее, и одним разом проглотил Сову.

Находясь внутри, он долго ничего не делал, потому что размышлял, но вскоре оказалось, что пищеварительный сок на его скафандр совершенно не действует, и Сова решил действовать только скуки ради. Тело слизня было слегка прозрачным для того, чтобы увидеть, что вокруг проходит большое количество каких-то отростков и трубочек. Сова не разбирался в космозоологии, собственно, этот предмет он в свое время просто активно прогулял, и потому просто стал отрывать по склизской слизневой трубочке, пока не оторвал их все. Вскоре слизень стал недовольно и судорожно сжиматься и разжиматься, видимо, до его крошечного подобия мозга только что дошли деструктивные действия Совы. А Сова уже вовсю трудился над отростками, отрывать их было одно удовольствие, поэтому Сова слегка увлекся и, вырвав очередной, он почувствовал, что очень быстро падает вместе со слизнем, точнее сказать, увлекаемый вместе с его желудком вниз. Удар был не очень сильным, Сова стукнулся о землю как о водяной матрац. Разрывая плоть, он вылез из кучи и огляделся: он, наконец-то, был на поверхности планеты.

Лес вокруг стоял сплошной стеной, постоянный сумрак сильно давил на нервы, влажность даже сквозь скафандр отдавалась насморком, отвратительная вонь, пробивающаяся сквозь фильтры, заставляла глаза слезиться. Перешагивая через кочки, Сова нередко оказывался по колено в грязи, но мужественность и чувство долга, а, самое главное, чувство страха и брезгливость заставляли его вытаскивать конечности и пробираться дальше. Найдя в гниющей куче очень удобную кость, он использовал ее как посох, помогающий двигаться дальше, и все было бы хорошо, если бы не учащающийся дождь, который вскоре перерос в ливень, который, в свою очередь, больше походил на неожиданно обрушившийся с небес водопад. Фильтры мгновенно перекрылись, кислород стал поступать из заплечного баллона и Сова, за неимением стоящего выхода, уселся прямо в грязь и стал наблюдать, как его тело погружается в жидкость. Странные мысли стали приходить ему на ум, когда он полностью ушел на дно: «Вот если бы я был подводным жителем, – думалось ему, – вот было бы чудесно». Но внезапно появившееся, словно из неоткуда, течение, подхватило его тщедушное тело и, бешено вращая, увлекло в неизведанные дали. Сова, сжавшись клубком, чувствовал сквозь скафандр болезненные удары в спину и голову. Вращаясь в спиральных потоках, он думал только об одном: «Никогда не хотел бы быть подводным жителем – каторга, а не жизнь!». Очередной удар временно увел Сову в пространства, населяемые духами предков.