Лето Гелликонии - Брайан У. Олдисс Страница 23

Силы Черепа, прежде укрытые синей тенью, теперь постепенно оказывались на свету, но от этого не становились видны лучше. Нелюди были в основном одеты в рваные, грязные и оттого посеревшие шкуры и попоны, наброшенные с такой же гордой небрежностью, с какой сами дриаты восседали на своих двулойсях. Кое на ком через грудь были надеты скатки из полосатых одеял, своего рода дополнительная броня. Лишь некоторые могли похвастать обувью, высокими узкими сапогами или тряпичными обмотками, основная же масса была босиком. Почти у всех дикарей на головах красовались мохнатые шапки, сшитые из шкур двулойсей, иногда, с тем чтобы подчеркнуть начальнический ранг или, может быть, просто для устрашения, украшенные острыми рогами коров или ветвистыми оленей. Общей эмблемой дриатских воинов был намалеванный или вышитый на штанах яростно напрягшийся фаллос, долженствующий означать их хищный, неукротимый дух.

Вскоре борлиенцы заметили среди дикарей Черепа. Сделать это было нетрудно, поскольку его кожаные доспехи и меховая шапка были выкрашены в безумно-оранжевый цвет. Чуть ниже ветвистых, разлапистых рогов двулойся скалилось сухое лицо с острой бородкой. Страшная рана, нанесенная Черепу мечом молодого ЯндолАнганола в давнишней схватке, навсегда обезобразила его - сталь срезала часть плоти со щеки и челюсти, и сквозь дыру до сих пор проглядывали крепкие, блестящие зубы. Череп выглядел не менее устрашающе, чем его разношерстное воинство, чьи от природы светящиеся глаза пониже мохнатых шапок и острые, обтянутые кожей скулы придавали им на редкость зловещий вид. Под седлом Дарвлиша рыл копытом землю могучий двулойсь.

Подняв дротик над головой, Череп проорал со своей стороны расселины:

– Стервятники восславят мое имя!

Ответом ему был нестройный хор одобрительных голосов, эхо которого заметалось между каменными стенами утесов.

Вскочив на своего хоксни, ЯндолАнганол поднялся в стременах.

– Ну что, Череп, так и будешь стоять там, пока лицо не сгниет окончательно?

Слова Орла, которые тот специально произнес на смешанно-алонецком, отлично расслышали и поняли в рядах врагов.

По рядам воинов обеих армий пронесся ропот. Ударив своего двулойся пятками, Дарвлиш подъехал вплотную к краю утеса.

– Ты слышишь меня, Яндол, маменькин сынок? - прокричал он в ответ. - Или твои уши, как всегда, забиты пучками шерсти? Ты, выблядок престарелого маразматика, хватит ли у тебя храбрости перебраться сюда и схватиться с настоящими мужчинами? Мои слова заглушает какой-то стук - ах да, мне только что донесли, что это стучат твои зубы. Даю тебе последнюю возможность - уползай скорее прочь, ты, падаль, да забирай с собой свою паршивую армию игрушечных солдатиков!

Эхо этого крика долго не утихало, без конца отражаясь от стен скалистой гряды. Когда же оно наконец смолкло, ЯндолАнганол ответил, решив не уступать предводителю врага в насмешливости.

– Это не твоя ли подруга там блеет, Дарвлиш - козий вожак? Кого это ты называешь настоящими мужчинами - колченогих других, что трусливо жмутся рядом с тобой, только недавно спустившихся с веток? Хотя кто другой согласится связаться с таким мерзким уродом? Кто еще сможет вынести вонь твоего гниения, кроме этих диких мартышек, чьи бабушки жили с фагорами?

Оранжевый головной убор, четко выделяющийся на солнце, чуть дрогнул.

– И это мне говоришь о фагорах ты, ты, выходец из пещер, не знающих света, держащий в любовниках малолетнего двурогого? Хотя, конечно, кому, как не тебе, знать толк в фагорах, ведь ты с ними днюешь и ночуешь, а может, и ешь их на обед - ведь всем известно, что лучших друзей для себя, чем эти поклонники Беталикса, ты не мыслишь. Давай, гони свое зверье в расселину и бейся честно, ты, тараканий король!

Со стороны орд дриатов донеслись раскаты дикого хохота.

– Уж если ты так низко пал, что потерял всякое уважение к тем, кто по сравнению с твоими лойсеподобными сотоварищами стоит на высшей ступени развития, тогда стряхни со своего вонючего подола пауков и мусор и попробуй напасть на нас, ты, трусливый криволицый прислужник дриатов!

Подобные пререкания продолжались еще некоторое время. При всей своей вспыльчивости ЯндолАнганол, чьи силы явно находились в крайне неудобном положении, не имел про запас никакой хитрой задумки, которыми славился изворотливый ум Черепа, и пока не решался атаковать. Воспользовавшись паузой, возникшей во время словесного поединка, КолобЭктофер снарядил и послал небольшой отряд борлиенцев, поручив им устроить диверсию в тылу врага, с тем чтобы поколебать его уверенность.

Жара неумолимо нарастала. Рои безжалостно жалящих насекомых набросились на обе армии. Фаланги фагоров, сходящих с ума от зноя, скоро должны были дрогнуть под всесжигающим взором огненного ока Фреира.

– Могильный камень на грудь лучшему другу двурогих!

– Конец косгаттской подножной грязи!

По команде фельдмаршала борлиенцы медленно двинулись вдоль края расселины, подбадривая себя воинственными криками и размахивая оружием. На другом берегу расселины орда дриатов принялась проделывать то же самое.

– Каким образом мы возьмем укрепление на вершине горы, ваше величество? - спросил КолобЭктофер.

– Я склоняюсь к тому, что вы, маршал, скорее всего были правы. Этот форт, похоже, просто попытка провести нас. Забудем о нем. Вы, маршал, возглавите ударный отряд конницы, за вами пойдет пехота и Первый Фагорский. Я останусь со Вторым Фагорским и обойду с ним столовую гору так, чтобы дриаты потеряли нас из виду. Вы нападете на них первыми, а мы, подкравшись незаметно, атакуем их с фланга, прорвем его и обойдем врага с тыла. Зажмем Черепа в клещи и сбросим в расселину.

– Я исполню ваш приказ в точности, государь.

– Да пребудет с вами Акханаба, маршал.

Пришпорив хоксни, король поскакал к рядам фагорской гвардии.

Двурогие были в самом что ни на есть угнетенном состоянии духа, и прежде чем начать задуманный маневр, королю пришлось обратиться к ним с кратким наказом. Прислушиваясь к громыхающей над расселиной перебранкой короля и его противника, двурогие не только не воспрянули духом, но усомнились в честности обещаний Орла; равнодушные к смерти, в случае поражения они хотели быть уверены, что гибнут не напрасно. Однако тут, в дикой глуши, ничто не подтверждало это.

Король обратился к своим двурогим союзникам на их языке, на хурдху. Эта горловая, невероятно сложная, изобилующая согласными речь коренным образом отличалась от смешанно-алонецкого, принятого для общения между различными народностями Геспагората и ни в коем случае не была его наречием, а представляла собой мостик, переброшенный между расами людей и нечеловеков, происходящий, как утверждали, - впрочем, это же касалось многих других нововведений - из далекого Сиборнала. Гудящий и скрежещущий согласными, в запутанных узлах герундиев хурдху был неблагозвучен для человека, но любим и почитаем двурогими.

В родном языке фагоров имелось только одно время, настоящее-продолженное. Было ясно, что говорящие на таком языке просто не могли обладать абстрактным мышлением; даже простой счет, основанный на троичной системе, давался таким существам с большим трудом. Двурогие-математики посвящали себя нескончаемым подсчетам ушедших лет, хвастливо утверждая, что ими изобретен особый способ вневременного выражения. Вневременное выражение являлось еще одной речевой формой фагоров, эзотерической, оперирующей концепциями вечности.