Стальные гробы. Немецкие подводные лодки: секретные операции 1941-1945 гг - Герберт Вернер Страница 69

– Господа! – сказал он. – Здесь директивы относительно ваших назначений на подлодки. Я начну с единственного боевого приказа, который уполномочен сегодня передать. Он относится к счастливому обладателю выигрышного билета обер-лейтенанту Вернеру.

Я поднялся со своего места. Голос старшего офицера звучал как будто издалека, словно из-за плотной пелены тумана. Я слышал, как Лейт говорит:

– Сообщите о себе в штаб Десятой флотилии в Бресте и принимайте под своё командование с 1 апреля «У-415».

Подойдя к Лейту, я принял приказ. Он был равносилен смертному приговору, потому что многолетнее ожидание вступления в командование подлодкой сократилось до четырёх месяцев, а устаревшая подлодка «У-415» слишком часто участвовала в походах. Предоставленная честь командовать такой подлодкой фактически означала смену транспортных средств для быстрой отправки на дно. Я вернулся к своему столику с телетайпной лентой в руках и застывшей улыбкой на устах, скрывавшей моё огорчение.

Словно для того, чтобы ободрить меня, штаб предоставил мне перед вступлением в командование подлодкой две недели отпуска. Март был хорошим месяцем для занятий моим любимым видом спорта – скоростным спуском на лыжах с гор. Я направился в Альпы, ожидая встретить много снега и крутые склоны. В Берлине, пересев с одного поезда на другой, я старался не глядеть на разрушения и продолжил медленное путешествие через горящие города и нетронутые деревни. На второй день поездки примерно в 14.00 я прибыл в небольшой баварский город Имменштадт. Сошёл с поезда, чтобы пересесть на местную старомодную железнодорожную колымагу, следовавшую до известного горнолыжного курорта Обердорф. Едва она подошла к небольшому вокзалу и пассажиры стали освобождать её, как я услышал, что кто-то меня окликает. Я обернулся и увидел девушку, которую когда-то любил. Я поставил на пол свой чемодан, и она без колебаний бросилась ко мне в объятия.

– Марика, какой приятный сюрприз. Что ты здесь делаешь?

– Я здесь проездом, – ответила она со слезами радости в глазах.

– Я тоже. Но куда ты едешь отсюда?

– Домой. Я гостила у родителей некоторое время.

Я спрашивал себя, почему она захотела нашей встречи. Ведь она могла не окликать меня и дать уйти точно так же, как сделала восемь лет назад. Прежде чем я нашёл ответ на свой вопрос, Марика приняла решение за нас обоих:

– Давай пропустим наши поезда. Мы не должны расставаться, увидевшись друг с другом на секунду.

Мы просмотрели расписание поездов и обнаружили, что располагаем тремя часами свободного времени. Сдав багаж в камеру хранения, мы вышли на улицу, запорошённую снегом. Марика, взяв меня под руку, без умолку болтала. Это была блондинка с пышной причёской, с развитыми соблазнительными формами. В двух кварталах от вокзала мы обнаружили пустующее кафе и заняли места у окна, из которого открывался вид на величественные горные вершины.

Восемь лет стёрли в моей памяти детали романа нашей юности. Мы встречались в розарии маленького средневекового городка на берегу озера Констанца, где розы цветут до декабря. Впервые полюбили друг друга и не знали, что делать с новым чувством. Между нами ничего не было, кроме обещаний, поцелуев и осторожных объятий. Когда я покидал озеро, мы поклялись, что будем беречь нашу любовь и часто писать друг другу. Но через восемь месяцев переписка прекратилась. Года разлуки оказалось достаточно, чтобы она превратилась из невинной девушки в невесту. Её признание в этом положило конец нашему роману. С тех пор я почти забыл о её существовании, но вот она снова повстречалась на моём пути.

Марика с горечью в голосе объяснила, почему она разрушила нашу любовь. Это была классическая история. Где-то в марте 1938 года она встретила студента-юриста. Он соблазнил её одной весёлой и счастливой ночью в карнавальный сезон. Вскоре она обнаружила, что беременна. В результате брак и рождение ребёнка, которого она не хотела. Последовали унизительные годы супружеского насилия, как называла она свои брачные узы. С надеждой в сердце на новую жизнь она вновь встретила меня. Это обострило её боль и печаль за неудачно сложившуюся жизнь.

– Пожалуйста, не покидай меня, – взмолилась она. – Не уходи именно сейчас, когда мы нашли друг друга. Давай воспользуемся этой счастливой возможностью. Проведём твой отпуск вместе.

Сначала я возражал, но трудно было не уступить перед её пылкими признаниями и растущим желанием. Я предложил ей поехать со мной в Обердорф, где нас никто не знал и мы могли представиться как муж и жена. Я купил ей билет и получил наш багаж в камере хранения. Затем мы сели в поезд.

В отеле клерк провёл нас в двуспальный номер. Когда мы закрыли дверь на ключ, закончились восемь лет нашей разлуки и война.

Во время нашего скромного по военному времени завтрака я поднял вопрос о лыжной прогулке. Марика оказалась не только любвеобильной, но также чуткой и отзывчивой женщиной. После того как я арендовал лыжный инвентарь, она проводила меня до крохотной станции, откуда ходил подъёмник к вершине Небельхорна, самой высокой горе в округе. Когда подъёмник повёз меня по канатной дороге вверх, к крутым склонам и ущельям, я потерял Марику из вида.

После выхода из подъёмника я надел лыжи и взобрался на самую вершину горы. День был поразительно ясным.

Передо мной открывалась захватывающая панорама швейцарских, австрийских и германских Альп. Горы возбудили во мне то же чувство колоссальной энергии, которое я испытывал в Атлантике во время сильного шторма. Возникало желание одолеть их так же, как преодолевались громады волн. Я бросился в стремительное скольжение вниз по крутым склонам, мимо наиболее опасных утёсов, пока череда деревьев не заставила меня сбавить скорость. Лишь через несколько часов после головокружительных спусков на лыжах с горы я снова увиделся с Марикой в гостиничном номере.

Война ещё не коснулась городка в горах. Мирные дни следовали один за другим. Регулярно по утрам я поднимался на Нобельхорн и скользил на лыжах по её склонам, пока не наступало время для встречи с Марикой. По вечерам мы сидели в ресторане, танцевали или смотрели кино. Если исключить мои интенсивные спортивные упражнения, дни и ночи проходили в мире и спокойствии. И всё же здесь, как и в других местах, война оставалась мрачной реальностью, достаточно было повернуть регулятор настройки приёмника. День за днём и ночь за ночью радио сообщало о прорывах нашей системы ПВО бомбардировщиками союзников, предупреждая граждан рейха об ожидавшихся воздушных налётах или уже происходивших. Бесконечно повторявшиеся трагические вести омрачали атмосферу очаровательной деревушки. По мере того как неделя подходила к концу и приближалось время моего вступления в командование подлодкой, я терял спокойствие всё больше и больше. Горы, снег, катание на лыжах и даже Марика постепенно теряли свою привлекательность.

За три дня до моего отъезда в утренних новостях сообщалось о том, что предыдущей ночью Франкфурт снова подвергся жестокому воздушному налёту, самому разрушительному за всё время войны. В отсутствие связи с Франкфуртом я не мог узнать о судьбе родных. Теперь ничто не могло удержать меня на курорте. Мы с Марикой покинули его одновременно, но расстались в Имменштадте, где ранее встретились. Её поезд ушёл на восток. Я сел в экспресс, шедший к озеру Констанца, на Шварцвальд, Франкфурт.