Нюрнбергский процесс глазами психолога - Густав Марк Гилберт Страница 64

Дёниц вновь повторил свои слова в целях окончательного разъяснения своей точки зрения — обвинение пристыжено честью и достоинством.

— И моей цепкой памятью, — уже поднимаясь с места и направляясь к свидетельской стойке, добавил Геринг, наградив Гесса презрительным взглядом.

Кто-то полюбопытствовал у Гесса, действительно ли тот испытывал затруднения при попытках вспомнить те или иные обстоятельства. Гесс ответил, что да, испытывал. Ему пожелали заставить себя вспомнить.

— Я бы и рад, только вот не получается, — едва слышно вздохнул Гесс.

Тюрьма. Вечер

Камера Геринга. Вечером Геринг отдыхал, покуривая свою баварскую трубку.

— Да, довольно утомительно, — признался он. — И я выжму из памяти все. Они удивятся, что я записал для себя всего несколько опорных слов, чтобы не сбиться. Что до Гесса, должен сказать, вы меня победили. Его память действительно пострадала. Пару недель назад он даже признался мне, что его памяти пришел конец еще в Англии, и здесь он не прикидывался — все в точности так, как вы говорили. Я не сомневаюсь, что он еще устроит здесь настоящий спектакль, когда очередь дойдет до него!

15 марта. Геринг и Гиммлер

Обеденный перерыв. С утра Геринг покинул свою камеру несколько раньше — ему предстояла встреча со своим адвокатом доктором Штамером. Беседа обвиняемого с защитником проходила под контролем охраны. ^[19] Доктор Штамер желал знать, следовало ли ему упоминать о встречах или установлении контактов с Гиммлером. Геринг энергично протестовал.

— Нет, нет, слава Богу, пока что до этого не докопались — ничего не желаю об этом слышать.

Геринг упомянул о своей перепалке с Розенбергом, который явно желал услышать от Геринга больше по вопросу об антисемитизме и конфискации культурных ценностей.

— Я посоветовал ему самому об этом рассказать; а мне в это нелегкое для меня время неплохо подумать бы и о себе.

В отношении судей Геринг высказал следующее: судья Лоуренс успел за этот процесс притомиться, ему пора возвращаться в Лондон пить виски. Судью Паркера он считал человеком разумным и джентльменом, Геринг даже удостоил его благодарственного взора, покидая сегодня зал заседаний.

В отношении проводимой Гитлером политики Геринг повторил, что Гитлер пытался заполучить все слишком быстро; он пытался за какой-то десяток лет завладеть тем, на что и столетия не хватило бы, ибо опасался, что у его преемника не будет присущей ему выдержки и энергии для воплощения в жизнь его планов. По мнению Геринга, проблему Данцигского коридора, например, вполне можно было решить и мирным путем, прояви Гитлер чуточку больше терпения.

Послеобеденное заседание.

Геринг попытался «объяснить», чем были нападение на Югославию и воздушные налеты на Варшаву, Роттердам и Ковентри. Признав, что планы нападения на Россию стали известны ему еще осенью 1940 года, он тем не менее склонял Гитлера перенести сроки нападения, привязав их к атаке Гибралтара, после чего следовало попытаться натравить Россию на Англию.

16–17 марта. Тюрьма. Выходные дни

Камера Франка. Отношения Франка и Геринга переживали позитивную фазу.

— Что мне нравится в Геринге, так это его готовность взять на себя ответственность за все, что он делал. Конечно, обо всех этих картинах ему говорить не хочется, ха-ха-ха! Он всеми способами старается обойти эту тему. Я ему из Полыни ни одной не выслал… Вот будет интересно, когда Джексон подвергнет его перекрестному допросу. Ха-ха! Представитель западной демократии и Геринг, этот «ценитель эпохи Возрождения». Но все же, надо отдать ему должное, как он держится! Эх, если бы он всегда был таким! Сегодня я в шутку сказал ему: «Очень жаль, что вас пару лет назад не упекли на годик в тюрьму!» Ха-ха! — Франк то и дело истерически похохатывал — нечто новое в его манере говорить. — Ха-ха! Наконец-то Геринг добился, чего хотел — он выступает в статусе оратора № 1 за национал-социализм и за то, что от него осталось. Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!

Камера Шираха. Ширах был очень доволен поведением своего образца для подражания. Он полагал, что с точки зрения политики глупо было бы осудить Геринга — ведь он так популярен, даже в самой Америке.

— И вы поймете, почему, — убеждал Ширах.

По его мнению, в развязывании войны вина Риббентропа куда значительнее. Ширах привел мне заявление Геринга о том, что его даже не было в Берлине на момент нарушения Мюнхенского соглашения и что именно Риббентроп убедил тогда Гитлера пойти на этот шаг.

Камера Нейрата. Нейрата, по его словам, приятно удивила манера Геринга вести свою защиту, и в особенности его готовность взять на себя ответственность за очень многое. По мнению Нейрата, здесь предстал прежний Геринг, а не чванливый и раздувшийся от снеси, отупевший от жадности и тщеславия субъект, каким он стал в последние годы. Нейрат заметил, как же бледно и отвратительно выглядит на фоне Геринга Риббентроп. Причина была, но его мнению, ясна. Риббентроп никогда не принадлежал к благородному сословию. Все, что Нейрату было известно о «дворянском происхождении» Риббентропа, сводилось к эпизоду, когда к нему пришел один адвокат и поинтересовался, как провести через бухгалтерию сумму, выплаченную Риббентропом за присвоение себе дворянского титула. Нейрат считал бывшего министра иностранных дел патологическим лжецом, наподобие его хозяина — Гитлера. От главного врача одного из санаториев (в Дрездене) Нейрату довелось узнать, что Риббентроп в 1934 году был там в качестве пациента. Врач рассказал Нейрату, что вынужден был выписать Риббентропа, поскольку считал его психопатом — лжецом, неспособным отвечать за свои поступки; кроме того, врач поделился и своими подозрениями но поводу возможных сексуальных отклонений Риббентропа. По мнению Нейрата, у Гитлера Риббентроп ходил в «жополизах».

Камера Шпеера. Шпеер вынужден был признать, что Геринг своей защитительной речью у большинства обвиняемых оставил хорошее впечатление, но обвинитель Джексон, несомненно, сумеет вывести бывшего рейхсмаршала на чистую воду во время перекрестного допроса. Шпеер попытался развенчать Геринга, считая, что его героическая поза и кажущаяся цельность — лишь наносное, то, за чем скрывается его истинная порочная натура.

— Когда я в последний раз был у Гитлера и когда всплыл вопрос о Геринге, как его преемнике в связи с поступившей телеграммой, Гитлер, не скрывая отвращения, заявил, что всегда знал о порочности и вероломстве Геринга. Вообразите себе, он всегда знал и тем не менее продолжал лицемерить, во всеуслышание заявляя о том, что, мол, Геринг — один из вернейших его соратников! И вот теперь этот трус и разложенец Геринг — я еще расскажу вам о его личном бомбоубежище и том комфортном житие-бытие, которое он вел, в то время как Германия вела смертельную битву, — так вот, этот трус норовит сейчас пролезть в герои. Вот что больше всего меня бесит!