Нюрнбергский процесс глазами психолога - Густав Марк Гилберт Страница 65

И все же Шпеер был удовлетворен тем, что Герингу предоставили немалую свободу для защиты и что теперь ни один немец не скажет, что, дескать, на него давили во время этого процесса, а наоборот, все признают, что ничего на этом процессе не трактовалось однобоко.

Камера Функа. Функ признал, что и Геринг, и Шахт — личности сильные.

— Но мы — не такие — уверяю вас, во мне нет ничего героического. Никогда не было, нет и сейчас. Вероятно, в этом-то вся проблема. Я часто задаю себе вопрос, как бы я поступил, знай я обо всем этом раньше, не думаю, чтобы смог все пережить.

И тут разрыдался.

— Все эти дикости, жестокости — они навек останутся нашим позором. Неважно, что сейчас скажет Геринг или кто-нибудь еще, неважно, какими будут приговоры — этот систематический геноцид евреев останется на совести немецкого народа. Его не забыть многим поколениям!

Камера Геринга. Геринг выглядел очень усталым — давали о себе знать три крайне напряженных для него дня, на протяжении которых суд заслушивал его показания. Поскольку его защита была в основном завершена, он предавался нелегким думам о своей участи и роли в истории. И императив всегда и во веем оставаться человеком ужасно мешал ему, Геринг яростно и цинично отрицал его, видя в нем угрозу своему грядущему величию. Империя Чингиз-хана, Римская империя и даже Британская империя возводились без необходимого уважения принципа гуманности, с горечью констатировал Геринг. Однако все они достигли процветания, что обеспечило им достойное место в истории. Я напомнил ему, что мир в XX столетии стал чуть разборчивее в вопросах гуманности и уже не склонен рассматривать войны и геноцид в качестве непременного признака величия. Беспокойно заерзав и сопя, Геринг отбросил эту идею, назвав ее сентиментальным идеализмом американца, который мог позволить себе роскошь подобным образом заблуждаться, — ведь Америка уже отвоевала себе жизненное пространство революциями, войнами и геноцидом. Геринг заявил, что просто не желает, чтобы подобная слезливая дребедень портила ему его торжественное восшествие на Валгаллу.

Камера Розенберга. Розенберга не оставила равнодушным защитительная речь Геринга, но, но его словам, еще многое предстоит прояснить в отношении захваченных культурных ценностей. Сегодняшний девиз Розенберга: русские стравливают представителей всех цветных рас и белой расы, вот поэтому Черчилль и забеспокоился о судьбе Британской империи.

19 марта. Главный свидетель Геринга

Утреннее заседание.

Главный свидетель Геринга, шведский инженер Далерус приступил к изложению своей роли посредника в попытках Геринга достичь взаимопонимания с Англией «ради предотвращения» войны с Польшей. Доктор Штамер попытался доказать, что речь шла лишь о том, чтобы прийти к единому мнению по вопросу о Данциге и данцигском коридоре. Вскоре выяснилось, что показания этого свидетеля в очередной раз пролили свет на то, что Гитлер был одержим идеей войны с Польшей — над Герингом зловеще замаячил гигантский вопросительный знак: если Германия действительно желала предпринять серьезную попытку избежать войны, почему в таком случае переговоры не велись главой внешнеполитического ведомства?

Обеденный перерыв. За обедом отсек для пожилых в полном составе не скрывал своего раздражения ходом утреннего заседания. Шахт снова ополчился на Геринга, предварительно заверив меня, что, мол, счет игры подобрался к ничьей. Нейрат окрестил эту любительскую дипломатию «дилетантизмом, которому нет аналогов».

Папен напористо выражал свое полное согласие с мнением Шахта.

— Именно дилетантизм. Именно им и стала дипломатия при Гитлере. Какой-то шведский коммерсант! Теперь вы убедились, как прислушивался этот режим к мнению нас, дипломатов старой школы!

Как водится, нетрудно было понять, что Шахт был задет за живое.

— Я тогда как раз вернулся из Индии. И предложил себя для участия в переговорах, но услышал от Риббентропа следующее: «Большое спасибо за ваше письмо». Вот вам, пожалуйста! Человек, обладающий знаниями и опытом — в конце кондов, я все же понимал, что к чему, — и такой человек остается в стороне. А какому-то мелкому коммерсанту из-за рубежа наш всезнающий эксперт по вопросам внешней политики доверяет, оказывается, настолько, что поручает ему вести переговоры с Англией от нашего имени.

Зейсс-Инкварт оценил ситуацию следующим образом:

— Просто чудо, что англичане вообще стали с ним разговаривать. После того как он вступил с ними в контакт, они сказали ему: «Ладно, связь установлена, теперь нам хотелось бы встретиться с кем-нибудь из представителей германского правительства». Но, видя, что никаких ответных шагов не последовало, они убедились, что никаких серьезных намерений у германского правительства нет. Да, просто удивительно, как лорд Галифакс вообще мог воспринимать это всерьез.

Риббентроп уныло сидел в углу отсека для приема пищи. Когда я спросил у него, что он думает но поводу высказываний Далеруса, он лишь ответил следующее:

— Да, я о многом не знал.

Когда после обеда обвиняемые один за другим спускались в зал заседаний, Фриче сказал мне:

— Вот увидите, скоро этот свидетель защиты превратится в свидетеля обвинения.

Послеобеденное заседание. Фриче оказался прав.

На весьма умело проведенном сэром Максуэллом-Файфом перекрестном допросе свидетельские показания Далеруса в пользу защиты рассыпались в пух и прах, и свидетель в заключение заявил, что осознает всю лживость предпринятого жеста. Входе перекрестного допроса Далерус признал, что Геринг предупреждал его о том, что Риббентроп может попытаться саботировать переговорный процесс и не погнушается даже устроить ему авиакатастрофу.

Услышав слово «авиакатастрофа» Риббентроп буквально взлетел со своего места на скамье подсудимых. Геринг не сомневался, что высказывание выведет Риббентропа из себя, но никак не мог ожидать, что достанется и ему.

Обвинение предъявило новые доказательства, содержавшиеся в книге Далеруса (той, которую читал Геринг в камере), а именно того, что Гитлер будто безумный требовал: «Подводных лодок! Подводных лодок!» или «Я построю самолеты! Самолеты! Самолеты! И сокрушу своих врагов!» И все это на фоне якобы имевших место переговоров о мире, Геринг же, видя это все, и пальцем не шевельнул.

Геринг на скамье подсудимых исходил злобой, в пылу он даже затеребил шнур от наушников, чуть не оборвав его, и офицер-охранник, призвав его к спокойствию, отобрал у него шнур.

Выяснилось, что у Далеруса сложилось впечатление о ненормальном Гитлере, неизвестно чем одурманенном Геринге и жаждавшем крови Риббентропе. А если говорить о германском правительстве в целом, включая Геринга, то оно не предпринимало никаких серьезных попыток избежать войны, а лишь стремилось унять Англию, обеспокоенную жесткой позицией Германии в отношении Польши. Далерус опознал и врученную ему Герингом карту с обозначенными на ней районами Польши, которые нацисты желали получить в качестве дополнительной оплаты за мирный исход. Наконец, Далерус — вопреки требованию защиты не позволить ему заявить об этом (которое было отклонено) — все же произнес такую фразу: «Если бы я тогда знал все то, что знаю сейчас, еще тогда мне стало бы ясно, что все мои попытки заранее обречены на провал».