Битва за Дарданеллы - Владимир Шигин Страница 58

Тогда эскадра обрушила по тамошней крепостице шквал огня. Гарнизонные пытались было поначалу как-то отвечать, но были подавлены в какую-то четверть часа.

Спустили десант. Боевые колонны вели опытнейшие из опытнейших: полковники Буасель, Бабоедов и герой боев за Рагузу Велизарьев, уже в чине подполковника! Во главе десанта сам Сенявин. С ним, как всегда в трудное время, митрополит Пётр Негош, с ним и архимандрит Савва Маркович и эскадренный обер-иеромонах Стефан Вукотич. Все с пистолетами за кушаками и ятаганами в руках. Впереди прочих застрельщиками егеря и неутомимые черногорцы. «Каждая из колонн следовала особым путем, переходя с одной возвышенности на другую, дабы атаковать неприятеля, находившегося в редуте, отстоящем от крепости в полутора ружейных выстрела».

Французы пытались контратаковать, но колонна полковника Бабоедова встретила их сильным огнем, а затем ударила в штыки. Ну, а кто выдержит русский штык? Французы, естественно, побежали…

Трудный бой выдался за передовой редут, но и здесь французы долго не задержались. При взятии редута особо отличились морские солдаты полковника Буаселя. Известно даже имя солдата, первым вошедшего на редут: фельдфебель Харитонов. Честь ему за то и слава!

«Среди дня приблизились наши колонны к возвышенности редута и обложили оный с трех сторон. Вице-адмирал Сенявин остановился с резервом на ближнем холме от редута; французы, отойдя от оного шагов на 300 вперед, залегли за каменьями и в таком положении с готовностью ожидали наши войска. Черногорцы подползли к ним как можно ближе и первые открыли огонь. Полковник Бабоедов вмиг подкрепил их своей колонною, с другой стороны из колонны подполковника Велизаръе-ва подбежали с ротами 13-го егерского полка капитаны Рыбкин и Избаш и порутчик Воейков и с великим жаром начали действовать по неприятелю. Полковник Бабоедов, ободряя всячески солдат к преодолению неприятеля, получил тяжелую рану в бок, а вместе с ним ранены роты его штабс-капитан и поручик, и как от того рота была несколько порасстроена, то французы, искавшие себе убежища в редуте, устремились было опять на наши войска, но сие стремление удержал брат митрополита, который вместе с несколькими черногорцами и приморцами и посланными от вице-адмирала Сенявина к нему на помощь егерями отменно и храбро, и скоро ударил неприятеля в левый фланг и заключил его в редуте. Но все еще нельзя было подойти к оному по причине беспрерывного огня из ружей и картечи из пушек до тех пор, пока втащили на высоту два горных орудия, кои, по немногих удачных выстрелах, подбили у обеих неприятельских пушек станки; тогда рота 2-го морского полка полковника Буаселя с яростию бросилась на редут, потом и прочие и, вломясъ усиленно в ворота, довершила тем дело, продолжавшееся один час с четвертью».

А вскоре, рискуя сесть на камни, вплотную к берегу подошел линейный корабль «Ярослав» и обрушил на неприятеля шквал картечи. Французы попытались какое-то время ответствовать, но потом их батареи замолчали.

Ближе к вечеру Сенявин снова предложил французам капитуляцию. Комендант крепости полковник Ор-фанго был на этот раз куда более сговорчив.

– Я понимаю, что положение мое безнадежное, однако перед сдачей крепости прошу вашего адмирала провести хотя бы еще одну атаку, чтобы мне было чем оправдаться перед начальством! – попросил он прибывшего капитана-парламентера.

– Хорошо! – заверил тот полковника. – Будет вам и атака, и ядра на голову!

На рассвете следующего дня «Ярослав» с канонерскими лодками подошел к крепости и открыл столь сильный огонь, что над крепостью немедленно был поднят белый флаг. А еще спустя пару часов, комендант-полковник Орфанго, встав на колено, отдал Сенявину свою шпагу.

– Берите ваше оружие обратно! – махнул рукой вице-адмирал. – Вы храбрый солдат, а потому свободны!

Француз непонимающе забегал глазами. Контуженный выстрелами, он был совершенно глух.

В плен было взято более четырехсот человек, захвачена дюжина пушек.

– Каковы потери? – поинтересовался вице-адмирал у своего флаг-офицера.

– Двадцать четыре убитых и семь десятков раненых! – доложил тот. – Из них черногорцев…

– Не надо! – остановил офицера Сенявин. – Мы все славяне и сражаемся за единое дело!

Для Сенявина приятным сюрпризом стал обнаруженный на Курцало большой арсенал боеприпасов и склады военного имущества.

– Спасибо Мармону, – смеялись офицеры. – Заботлив, что отец родной!

– Эти хранцузы дюже добрые робяты! – шутили матросы, припасы по судам растаскивая. – Сколь добра нам надарили. У нас-то уж ничего не пропадет!

А затем последовала очередь острова Брацо. На линейном корабле «Москва» туда была доставлена сотня черногорцев. Сыны гор, впервые попав на палубу корабля, поражались морской стихией. Вначале они боялись даже подходить к борту, но потом освоились. Храбрых горцев подкрепили четырьмя сотнями егерей капитана Романовича и приморцами мичмана Фаддея Тизенгаузена.

На Брацо все закончилось гораздо раньше, чем предполагалось. Зная, что Курцало уже пал, и понимая, что теперь долго не выстоять, гарнизон, после небольшой перестрелки, сложил оружие.

«Вице-адмирал Сенявин, узнав, что французов у прикрытия батарей не более 100 человек, ссадили своих регулярных и нерегулярных, всего 400 человек; войска наши первым приступом, без малейшего с своей стороны урона, принудили французов, по коротком сопротивлении, сдаться…»

На высоком берегу подле единой братской могилы митрополит Пётр отпел павших в битве за острова Курцало и Брацо. А они, навеки успокоившиеся, лежали в едином строю: русские и черногорцы, малороссы и приморцы – славяне, дети одного корня.

Этот поход к островам впоследствии стал одной из самых больших легенд Черной Горы. Черногорцы, никогда до этого не бывавшие в море и не знавшие воды, кроме своего Скутарского озера, вернувшись домой, с воодушевлением рассказывали о чудесах морской войны. В честь этого события была даже сочинена народная песня, которая и сегодня поется в горных деревнях Черногории…

На обоих островах были учреждены гарнизоны, пополнены запасы ядер и пороха.

Мармон был вне себя от известия о потере Курцало и Брацо. Генерал недавно получил известия из Парижа, что в самом скором времени следует ожидать обострения русско-турецких отношений, а значит, вполне возможного ухода Сенявина к берегам Греции и Дарданеллам. Однако диверсия, произведенная адмиралом, говорила о том, что ни о каком уходе русские и не помышляют. Всю злость за утерю Курцало Мармон выместил на контуженном Орфанго. Сорвав с него эполеты, Мармон объявил бывшего полковника военным преступником и отправил на четыре года в тюрьму.

В Париж он отписал, что на курцальскую скалу был жестокий приступ десанта, и русские смогли захватить остров лишь ценой огромных потерь.

Верный своему человеколюбию, сразу же после взятия обоих островов Сенявин распорядился отправить всех раненых и убитых французов в расположение их войск. Для этой миссии был определен корвет «Днепр» лейтенанта Бальзама. Прибыв на рейд рагузского порта Спалатро, Бальзам сгрузил погибших и передал раненых. Считая свою миссию выполненной, он попросил французов позволить налиться водой. Ему не отказали, но и не пообещали. Самого же лейтенанта вызвал к себе Мармон.