Соловушка НКВД - Юрий Мишаткин Страница 58
Соловушка НКВД - Юрий Мишаткин читать онлайн бесплатно
Он понимал, что имеет дело с сильным противником, но тем дороже победа.
На какое-то время следователь оставил Плевицкую в покое и переключился на расследование странного груза, который, минуя таможню, подняли на борт «Марии Ульяновой». Узнать, что было в ящике, стало возможным после прибытии парохода во Францию.
— Что погрузили на борт? Ящик был довольно большого размера, более полутора метров, почти в человеческий рост, — спросили капитана судна, и получили исчерпывающий ответ:
— В ящике увезли первоклассную, высоко ценимую женщинами французскую косметику. Приобретали оптом по заказу депутатов Ленсовета для подарков работницам-ударницам. Груз отмечен в судовом журнале.
— Пошлина заплачена?
— Конечно, в торговом представительстве имеется квитанция.
— Отчего излишне поспешно, не завершив разгрузку, покинули Францию?
— Отплыли согласно графику.
— Но груз…
— Посчитали, что будет дешевле вернуть шкуры в Ленинград, нежели платить неустойку за просроченную швартовку. Как капитан, обязан беречь валюту, которая принадлежит народу моей страны.
— По какой причине после отплытия не зашли ни в один порт?
— Ни в Данцинг, ни в Гамбург не заходили, чтобы не терять время. Команда не нуждалась в свежих продуктах и пресной воде — запаслись впрок.
— Нами перехвачена радиограмма, переданная Москвой в адрес советского посольства в Париже, где спрашивается: «Грузите ли аэроплан?» Не имели ли в виду под аэропланом господина Миллера?
— Вопрос не по адресу, задайте его отправителю.
Следственная группа возлагала большие надежды на показания Плевицкой, рассчитывала, что русская певица устанет от одиночества, пожелает излить душу, выдаст местонахождение мужа, поведает о его роли в преступлениях. И чтобы ускорить признание, подселили к Надежде Васильевне «наседку».
Плевицкая очень обрадовалась подруге по несчастию, как заведенная стала жаловаться на несправедливый арест, ужасные тюремные условия, короткие прогулки в тюремном дворике, головные боли, участившееся сердцебиение, вспоминала гастрольные поездки по странам, концерты, поклонников…
«Наседка» слушала и ждала, когда русская обмолвится о муже, его тайной деятельности, попросит оказать помощь в передаче на волю записки. Но Плевицкая говорила буквально обо всем, но только не о том, что интересовало следствие, и «наседку» убрали.
— Русская предельно осторожна, — доложила о неудавшейся миссии «наседка». — По-женски хитра, не по-женски мудра. Обладает крепкими нервами, хотя жалуется на всякие недуги. Плачет лишь по ночам. Не устает твердить о невиновности, больше беспокоится о муже, нежели о себе. О политике ни слова, тем более о делах мужа, словно не в курсе их.
Снова очутившись в полной изоляции от мира, Плевицкая часами сидела на койке, устремив потухший взгляд в одну точку на стене. Перестала смотреться в зеркало, не красилась, порой забывала утром причесываться. Лицо приобрело нездоровый землистый цвет. Пожаловалась надзирательнице на боли в животе, тюремный врач поставил диагноз нефрит, что певица восприняла с полным безразличием.
Однажды попросила бумагу, ручку, чернильницу.
— Одумалась! Будет писать признание! — обрадовались в следственной группе.
Два дня с несвойственным ей прилежанием Надежда Васильевна заполняла листы корявыми строчками, но было это не признание в соучастии в похищении, работе на зарубежную разведку, а новые воспоминания, дополнение к двум изданным книжкам. На третий день желание писать пропало.
«Не мастерица сочинять, — поняла певица. — Не надо рядиться в чужую одежку. Прежние воспоминания не записывала, а рассказывала. Тяжелее сочинительства работы нет, легче спеть два отделения, нежели настрочить пару страниц… К тому же рядом нет помощников, да и тюремная обстановка не располагает к творчеству, закрылось рахманиновское издательство «Таир», некому оплатить типографские расходы. Вырвусь на свободу и уговорю самого талантливого из наших русских в Париже записать новые главы, где будет много сенсационного, но ни слова, ни намека на работу «Фермерши»: моя с Колей тайна принадлежит не нам…»
Когда в минуту безудержной тоски, полного отчаяния, безысходности явилась мысль о самоубийстве, Плевицкая тряхнула головой, сжала кулачки, ударила ими себя по коленям: «Прочь! Это дьявол нашептывает на ухо, но я не сдамся! Дождусь суда — приговор должен быть оправдательным!»
7
Прописанные тюремным врачом снотворные таблетки помогали мало — после приема лекарства чуткий сон наступал ненадолго и сменялся изнурительной бессонницей. Чтобы наконец-то уснуть, повторяла про себя строки Клюева:
Я надену черную рубаху
И вослед за мутным фонарем
По камням двора пойду на плаху
С молчаливо-ласковым лицом…
Утром по сигналу одевалась, проглатывала безвкусную осточертевшую овсяную кашу, выпивала жидкий желудевый кофе, жевала булочку и вновь укладывалась лицом к стене.
«Не буду распускаться и паниковать, иначе лишусь рассудка».
В тишине и одиночестве хорошо размышлялось о том, что привело в тюрьму. Плевицкая спрашивала себя: кто виноват в случившемся, что заставило мужа бежать, а ее оказаться под арестом? Было предательство или это рок, судьба? Отчего Коля не позвонил в отель, не предупредил о грозящей опасности, не посоветовал, как ее избежать? Не имел возможности, был далеко от Парижа, опасался звонить, так как телефон прослушивался?
«Напрасно меня с Колей подозревают в измене. Да, мы сотрудничали с Москвой, но это наша родина, выходит, были патриотами. Смотря с какой стороны взглянуть на секретную работу, с одной — шпионаж, с другой — помощь Отчизне в борьбе с происками ее врагов. Рада, счастлива, что моим напарником, партнером, а не только мужем, любовником оказался именно Коля, после бездумной молодости с неудачными замужествами могла опереться на настоящего, сильного, умного мужчину… Следователи неустанно твердят, что Коля большевистский агент, а я его сообщница, но доказать это не могут: ничего компрометирующего при обыске не нашли, крупным суммам в банке есть оправдание, в Колином дневнике ничего не поймут, шифровки Центра после прочтения уничтожены…»
Когда снова вызвали на допрос, обрадовалась возможности увидеть живые лица, отвести душу разговором. В сопровождении охранницы не шла, а, казалось, летела, но стоило войти в комнату, замерла и интуитивно отступила.
За столиком сидела Наталья Миллер, за спиной генеральши стояли Роше, Машле, адвокат Рабле, у окна — комиссар Фурье.
Плевицкая не ожидала увидеть мадам Миллер. Вначале испугалась, затем заулыбалась:
— Боже, Наталья! Спасибо, милочка, что не забыли! Бесконечно благодарна за внимание! Нет слов, чтобы выразить печаль по поводу пропажи господина Миллера! Раз пришли, значит, не верите слухам, поклепу!
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments