Император Август и его время - Игорь Князький Страница 47

Знаменитая формула, теоретически обоснованная Николой Макиавелли, а позднее взятая на вооружение создателем Ордена иезуитов Игнасио Лойолой: «цель оправдывает средства» приложима к оценке действий многих и многих исторических деятелей во все эпохи. Античность здесь не исключение!

Вот как Плутарх описывает встречу Брута и Кассия в Малой Азии: «Они встретились близ Смирны-впервые с тех пор, как расстались в Пирее и один направился в Сирию, а другой в Македонию, – и оба ощутили живейшую радость и твёрдую надежду на успех при виде войска, которое собрал каждый из них. И верно, ведь они покинули Италию наподобие самых жалких изгнанников, безоружными и нищими, не имея ни судна с гребцами, ни единого солдата, ни города, готового их принять, и вот, спустя не так уж много времени, они сходятся снова, располагая и флотом, и конницей, и пехотою, и деньгами в таком количестве, что способны достойно соперничать со своими противниками в борьбе за верховную власть в Риме» ^[428].

Откуда же у несчастных беглецов появились такая военная мощь и огромные денежные средства, явно превосходящие финансовые возможности триумвиров, даром что те находились в столице Республики, располагая Италией и обширными западными провинциями? Секрет предельно прост: «Они узурпировали власть в провинциях, присвоили казённые деньги, имения, короче говоря, предприняли те меры, против которых выступали когда-то» ^[429]. Оказалось, что в римской армии немало сил, установление единовластия вовсе не одобряющих. Они-то и стали опорой Брута и Кассия – главных цезареубийц. Опираясь на них, противники триумвиров не просто захватили богатые восточные провинции, но и жесточайше их ограбили, добывая средства для ведения гражданской войны. Более того, триумвирам приходилось находить деньги, опираясь в первую очередь на Италию. А там со времён окончания Марсийской или Союзнической войны (88 г. до н. э.) всё население было римскими гражданами, каковых откровенно грабить было невозможно. Брут и Кассий же властвовали в покорённых Римом провинциях Востока, а они традиционно римлянами и рассматривались в качестве источника доходов, совсем не обязательно законных. И с интересами местного населения здесь также не принято было считаться. Ещё недавно Гней Помпей Великий опустошил римский Восток непосильными налогами, добиваясь уплаты таковых жестокими репрессиями. Так теперь уже борцы за «римскую свободу» превзошли своего былого кумира. Провинции, где они утвердились с верными им войсками, должны были выплачивать по 50 миллионов денариев в год. Более того, Гай Кассий Лонгин потребовал, чтобы этот совсем немалый налог был внесён сразу за десять лет вперёд! ^[430]

Надо сказать, что вожди борьбы за «римскую свободу» – люди, вне всякого сомнения, глубоко идейные, не стремившиеся к личной власти, самоутверждению и даже личному обогащению, ибо деньги, награбленные в провинциях, были нужны им на ведение гражданской войны, образцами добродетели в своих практических действиях вовсе не были. И до гражданской войны, и во время таковой. Да, как глубоко идейные борцы за спасение сенатской республики они в среде римских политиков той кровавой поры выглядели «белыми воронами» ^[431]. Но их борьбу нельзя почитать только «героической трагедией». Сами «борцы за свободу» сделали немало для того, чтобы события этого противостояния носили не только страшный, но и отвратительный характер. И вовсе не только по вине триумвиров.

Можно ли забыть, что гордившийся своей суровой добродетелью и постоянно выставлявший её напоказ Марк Юний Брут в своё время ссудил через третье лицо городу Саламину на Кипре деньги под 48 процентов? А когда пришла пора долг взыскать, то, получив в своё распоряжение отряд конницы, он взял в осаду местных магистратов и так долго держал их в ней, что некоторые умерли от голода. Кстати, само царство Кипра присоединили к Риму за долги его царя. И здесь проценты были запредельные, и, чтобы их покрыть, не только царство захватили, но и всё царское имущество распродали. Эту «достойную» операцию проводил самый знаменитый блюститель «нравов предков» в Республике Марк Порций Катон Младший ^[432]. Катон, кстати, подобно своему соратнику Цицерону, не очень-то заботился о соблюдении законов при борьбе за свои «чистые» идеалы ^[433]. Вспомним только беззаконную казнь Лентула и его товарищей – катилинаров, которую Цицерону не удалось бы провести без мощнейшей поддержки Катона Младшего. О том, как Кассий собирал на Востоке деньги на военные нужды, уже говорилось… Что до Брута, то жители ликийского города Ксанф в Малой Азии после озвучивания убийцей Цезаря требований денег и воинов в свою армию предпочли сжечь город и погибнуть в огне, нежели ему уступить. Подобный подвиг их предки совершили в далёком шестом веке до н. э., не желая покориться персидским завоевателям. Жителям города Тарса в соседней с Ликией Киликии «повезло» больше. На них наложили выплату полутора тысяч талантов, и, чтобы собрать столь значительную сумму, большая часть населения города заплатила своей свободой – была продана в рабство. И это только наиболее яркие примеры. Потому весь пафос доблестных «защитников свободы» следует признать ложным ^[434].

Главная же беда Брута и Кассия с их сторонниками была в том, что обожаемая ими форма правления, каковую они подобно Цицерону отождествляли с самим существованием Республики, безнадёжно себя изжила. По всем статьям! Политически сохранять в огромном государстве, простиравшемся уже от Атлантики до берегов Евфрата, порядки, установленные некогда для управления крохотной общиной на клочке территории левобережья нижнего течения Тибра, было нелепо. Неэффективность такого управления давно уже была очевидной. Нельзя было и далее оставлять провинции в жалком положении «поместий римского народа». Так их печальный статус точно определил Цицерон. Перманентность ограбления провинций в интересах коррумпированного сената руками всадников-публиканов грозила неизбежными волнениями. Наконец, сенатская республика в последние десятилетия никак не гарантировала римлянам мира и личной безопасности. Ведь именно её слабость и неспособность к нормальному управлению и ввергали Рим в гражданские войны. Отсюда не случайно вытекала убеждённость, овладевавшая всё большим и большим числом римлян, что порядок, спокойствие и процветание в Республике может установить только единовластие ^[435]. Противники же такового в упор не желали видеть, что идея автократии давно обрела в Риме большую популярность, а ко времени описываемых событий ещё и сакральную основу – широко распространившуюся веру в богоподобную сущность Цезаря ^[436].