Россия белая, Россия красная. 1903-1927 - Алексей Мишагин-Скрыдлов Страница 41

– Я могу вам чем-нибудь помочь, господин капитан?

Он отнимает ладони от лица, и я вижу, как он бледен. Он показывает мне на свои погоны и говорит:

– Мне стыдно… Стыдно, что я их ношу.

Возвратившись в Ростов, я нашел матушку обрадованной приездом своей сестры, появившейся на две недели раньше меня, и дочери, которая вернулась из Тифлиса, излечившись от ран. Теперь, когда нас стало четверо, мы, чтобы не увеличивать расходы, стали жить в двух комнатах, которые снимали в городе.

В Ростове было спокойно, но и там случались неприятные происшествия. Приходилось остерегаться ближнего своего и рассчитывать только на себя.

Мне предложили поступить в профессиональную труппу Ростова на роли героя-любовника, где это амплуа оказалось вакантным. Счастливый за себя и близких тем, что появилась постоянная работа, я стал искать соответствующий гардероб. Поскольку наши финансовые ресурсы истощились, я решил продать большую часть остававшихся у меня драгоценностей: кольца, запонки, булавки для галстука. Я собрался их оценить, и один из моих друзей, оказавший мне услугу, отнеся вещи к оценщику, вернул мне их в саше во время ужина, состоявшегося, как я помню, у начальника контрразведки. Поскольку я возвращался с этого вечера домой поздно, меня задержал казачий патруль. Меня обыскали, обнаружили в кармане саше и отобрали, заявив, что я не имею права носить ценности. Я стал протестовать, говоря, что это поведение соответствует теориям и практике большевиков, но не их. Я заявил, что готов проследовать с ними к коменданту города. Мы отправились в путь, но буквально через двадцать шагов я услышал приказ идти вперед, не оглядываясь. Я понял их тактику и отказался. В ту же секунду меня окружили, избили прикладами и оставили лежать на земле без сознания и без моего саше. Пролежав три дня с сердечным приступом и параличом глазного нерва, вызванным этим шоком, я отправился в полицейское управление подать жалобу. Начальник сыскного отделения спросил, на какую сумму меня ограбили. Я назвал цифру, на которую эксперт оценил мои драгоценности: семьдесят тысяч рублей (в то время рубль потерял примерно треть своей прежней стоимости).

– Всего-то семьдесят тысяч? – воскликнул чиновник. – Два дня назад одну даму ограбили на полмиллиона, и то мы не можем найти грабителей!

Я понял, что придется попрощаться с моими драгоценностями. Никаких иллюзий относительно расследования сыскного отделения я не строил. У меня даже сложилось впечатление, что полицейский заподозрил меня в подаче ложного заявления. Надо признать, что в эти смутные времена воры и мошенники встречались во всех слоях общества.

Например, через некоторое время после этого случая я перехватил буквально на пороге дома собиравшегося покинуть город крупного промышленника, которому отдал на продажу крупное жемчужное ожерелье, переданное нам одной знакомой, нуждавшейся в деньгах. Хоть и с трудом, но мне все-таки удалось заставить его вернуть колье. Этот человек уехал на следующей неделе, увозя целое небольшое состояние, полученное таким путем.

Шло время. В марте дела белой армии, постоянно ухудшавшиеся на протяжении нескольких последних недель, совсем испортились. Приходилось признать очевидное: Ростов, уже подвергающийся артобстрелу большевиков, будет сдан белыми.

Начальником интендантской службы белой армии, занимавшей город, был генерал Дашевский, дальний родственник моей семьи. Матушка пошла к нему за советом и с просьбой помочь уехать за границу. До сих пор она не хотела покидать Россию: она благоговейно лелеяла мысль добраться до Петрограда, чтобы узнать о последних минутах жизни моего отца, попытаться собрать какие-либо вещи, напоминающие о нем, сходить на его могилу. Но теперь, в момент побед красных, этот план казался ей химерическим.

Генерал Дашевский посоветовал матушке уезжать и пообещал, что возьмет нас четверых с собой, когда сам будет эвакуироваться из города. Из опасения, что, несмотря на обещания, в суматохе отступления нас могут забыть в Ростове, матушка осталась у генерала и телефонировала, чтобы мы срочно собирали вещи и были дома, когда она приедет за нами в сопровождении нашего родственника.

События ускорялись. Вокруг Ростова разворачивались бои. Опускалась ночь. Мы сидели, забаррикадировавшись, дома, с тревогой прислушиваясь к разрывам снарядов, от которых, казалось, сотрясались стены дома. Очень скоро связь с матушкой прервалась: телефоны в городе больше не работали. Изолированные в центре Ростова, мы, как могли, укрепили двери и ставни. Среди разворачивавшихся вокруг боев не могло идти и речи, чтобы кого-нибудь впустить в дом или выйти из него самим. Так прошла ночь; ни мы, ни другие жильцы дома не знали, что происходит на фронте.

К утру канонада, казалось, несколько стихла. Мы оказались в трудно передаваемом положении: чувствовали, что бой заканчивается, но никто в доме не знал, кто является хозяином города.

Вдруг около одиннадцати часов на пороге дома появилась матушка, бледная, с растрепанными волосами. Она долго стучалась в запертую дверь. Наконец ее услышала женщина, служившая в конторе, снимавшей помещение в доме, и пошла узнать, кто стучит; она и впустила матушку.

Матушка нам сообщила, что белая армия оставила Ростов и что его захватили красные.

Генерал Дашевский не изменил данному слову. Если бы он смог вовремя добраться до нас, то помог бы нам, но ему помешала серия таких странных и таких типично русских обстоятельств, что я не могу о них не рассказать.

У генерала была жена – дама нервозная, с богатым воображением, настроенная мистически. За две или три ночи до начала сражения г-же Дашевской приснился сон: небо затянули черные тучи, но появилась Богородица, разогнала тучи вокруг себя, и вновь засияло солнце. В этом сне г-жа Дашевская увидела знак свыше, означавший, что белые победят. Этого оказалось достаточно, чтобы она отказалась даже думать об эвакуации из города. Она не собрала вещи, не отдала никаких распоряжений. Генерал, имевший свое мнение об исходе сражения, ушел по служебным делам и не мог сам подготовиться к отъезду, но он попросил жену держать наготове четыре пролетки; этого было бы достаточно для нас всех. Тем не менее слепо верившая в свой сон г-жа Дашевская ничего не предприняла и спокойно ждала исхода дела.

Когда генерал через город, превратившийся в поле боя, добрался домой, где его ждала моя матушка, он сообщил ей и своей супруге, что положение безнадежное: генерал распорядился открыть для населения военные склады с продовольствием и одеждой, которые было невозможно вывезти ^[26]. Он и его семья могли рассчитывать только на поезд, зарезервированный для высших чинов белой армии: город был окружен красными, и свободными оставались лишь два моста через Дон, а там ходили поезда. Но и они находились под огнем большевиков, которые уже расстреляли из орудий один поезд. Обычный мост оставался нетронутым; генерал рассчитывал на четыре пролетки, но из-за ошибки своей жены не нашел у дома ни одной. С большим трудом ему удалось раздобыть две. Количество мест резко уменьшилось. Расстроенный генерал предложил одно из них матушке, но она, не желая оставлять сестру и детей в большевистской России, отказалась и отпустила семью Дашевских к свободе.