Мой отец Абдул-Хамид, или Исповедь дочери последнего султана Османской империи - Шадийе Османоглу Страница 27

О политике моего отца говорили много хорошего и столько же плохого; однако он, бесспорно, занимал султанский трон дольше, чем кто-либо из его предшественников. И именно поэтому оказал на свое время такое значительное влияние — в этом сходятся мнения его многочисленных сторонников и противников.

Цель этой книги, как я уже говорила ранее, заключается в том, чтобы в меру своих возможностей поделиться воспоминаниями о моем отце и выразить всю ту любовь, что я питаю к нему, будучи его последней оставшейся в живых дочерью. Я следила за его политической деятельностью, тщательно собирая любую информацию, и сейчас я без сомнения могу сказать, что все это делалось из огромного чувства уважения к нему.

Когда империя пала, а я, вынужденно покинув страну, на долгие годы обосновалась в чужих для меня землях Европы, то все равно продолжала уделять огромное внимание исследованиям истории своей великой Родины и истории правления моего отца в частности. С самого начала жизни в изгнании одними из наиболее ценных для меня воспоминаний являлись воспоминания моих многочисленных друзей и знакомых, встречи с которыми я описывала на страницах этой книги, их рассказы и впечатления о деятельности моего отца.

Этих воспоминаний настолько много, что собрать и описать все детально весьма сложно. Правление моего отца, выпавшее на тревожный для нашей истории период, — тема, которую всецело способны раскрыть лишь квалифицированные историки и политики. История в ее живом течении, как известно, не так-то и проста, и не очень понятна современникам. Несмотря на это, я не сумела удержаться в этой книге от того, чтобы не поведать все те исторические соображения, связанные с правлением моего отца, что мне довелось услышать из уст некоторых известных государственных личностей, с которыми сводила меня жизнь.

В особенности же я хочу уделить внимание рассказам бывшего президента Франции Александра Мильерана, занимавшегося моими личными делами после того, как я переселилась в Париж. Он находился на своем посту с 23 сентября 1920-го по июнь 1924 года, а когда срок его президентских полномочий истек, то вернулся к своей прежней адвокатской деятельности и оказывал юридические услуги. Его любовь к семье была воистину безгранична. Чтобы не сидеть без дела, он вновь устроился на работу, однако постоянно приговаривал: «Что ж поделать! Имеющихся у меня средств дорогой супруге недостаточно, вот она и настаивает на том, чтобы я снова шел работать!» Так он выражал свои теплые чувства к супруге, и это меня очень восхищало.

Помимо месье Мильерана своими воспоминаниями о моем отце делился итальянский посол, представший передо мной в костюме охотника, с которым мы познакомились на вилле моего немецкого приятеля во время моего пребывания в Венесуэле. Напомню, что во время правления отца он служил вторым секретарем стамбульского посольства Италии.

Близкое знакомство с месье Мильераном позволило мне особенно достоверно восполнить сведения о политике отца, да и наша с президентом дружба зиждилась на его желании поделиться со мной всеми своими мыслями и идеями касательно места и значения моего отца в истории. Это становилось особенно ясно из вопросов, которые он задавал мне в процессе нашего общения. После моего второго замужества месье Мильеран некоторое время все-таки продолжал заниматься моими делами и общался со мной и моим новым мужем. Благодаря интересу к писательскому делу, Решад не упускал случая записывать рассказы Мильерана о моем отце, и его короткие заметки впоследствии также сослужили мне хорошую службу в написании мемуаров.

Правление моего отца началось в период, ограниченный разрушительной Русско-турецкой войной 1877–1878 годов (войной, которую наше поколение называло «Войной 93-го года», поскольку она велась в 1293 году от хиджры ^[39]) с одной стороны и Балканской войной — с другой. Балканская война, это ужасное бедствие, свалившееся на голову нашего народа, напрямую связана с чередой событий, лишивших моего отца трона. Отец скончался в 1918 году, когда было подписано Мудросское перемирие. Правление отца, словно гребень морской волны, оказалось втиснуто меж двух громадных пропастей истории и, взмыв ввысь, разбилось, оборвавшись вместе с жизнью империи, утратившей былое могущество.

Когда империя шла ко дну, мои родственники, оказавшиеся у власти, сделали все возможное для того, чтобы остановить разрушение. И я уверена в том, что решения, принятые этими людьми, возложившими на свои плечи огромную ответственность, были верными. И даже многочисленные разбирательства и суды, выявившие и случаи государственной измены, и необоснованного и жесткого применения смертной казни, и множество имен, замешанных в политических интригах, не поколебали моей уверенности в их правоте.

В годы, когда я жила в Европе, у меня имелась возможность понаблюдать за течением событий в более нейтральной и изолированной от политических страстей обстановке. Я следила за судьбой прочих империй, распавшихся вслед за Османской. Правда состояла в следующем: мир менялся, подчиняясь своим собственным законам. Столкнувшая камень с горы в середине девятнадцатого века Французская революция лишь ускорила естественный ход вещей. Каждая империя в свое время сталкивалась и с изменами, и с беззаконием, и с освободительными движениями. Монархические формы правления уступали место республикам. Османская империя не могла, подобно одинокому острову, решившему существовать вечно, выжить в бурлящих водах этого потопа, захлестнувшего мир. Рано или поздно ей предстояло стать республикой. Такова история.

Мой отец взошел на престол в день 31 августа 1876 года, сменив на посту своего брата, султана Мурада V, к тому моменту не имевшего возможности править ввиду своего психического состояния. С новым постом он принял и большую историческую ответственность, на протяжении всего правления уделяя огромное внимание нуждам народа и крепко связывая с ним свою деятельность. Он полагал, что таким образом сумеет избежать уже ставших исторической закономерностью революций и переворотов и спасти как внутреннюю, так и внешнюю политику государства. Подобный подход принес бы нам — пестрой и многосоставной османской нации — счастье и процветание, однако этому помешали интересы ведущих мировых держав, распространившиеся и на наши территории.

Мы изо всех сил старались обвинить в крушении империи друг друга, и у нас это прекрасно получилось, но истина заключается в том, что на самом деле империю повергли ниц не мы, а темные дела иностранных государств, их безжалостные и бесчестные действия, которые мы попросту не сумели вовремя заметить. Вместо того чтобы коллективно противостоять им, мы стали частью большой игры. Мы — тайно ли или же в открытую — душили друг друга, как выяснилось — чтобы уничтожить себя в угоду им.

Государственную политику отца в наивысшей степени определяло то, что он усиливал сопротивление вышеупомянутому иностранному вмешательству и последовавшим за ним волнениям национальных меньшинств. С невероятным усердием старался он пресечь всевозможные негативные последствия подобных действий и, будучи невероятно терпеливым человеком, изо всех сил старался повернуть эти волнения в положительную сторону.