Индия. История, культура, философия - Стенли Уолперт Страница 26

Разочарование Джинны тем, как Ганди, по его мнению, нереалистично, иррационально и непредсказуемо руководил Индийским национальным конгрессом после 1920 года, привело к тому, что вначале он вообще отошел от политики, но позднее вернулся, однако уже в качестве президента более воинственно настроенной и сепаратистской Мусульманской лиги. Другие консервативные политические лидеры-англофилы, индусы и парси, покинули ряды Индийского национального конгресса для того, чтобы основать новую, Либеральную партию, совсем небольшую по размеру, или другие похожие крошечные политические группы, которые имели некоторое влияние в правительственных кругах, но не имели абсолютно никакого влияния в обществе. Пандит Мотилал Неру (1861–1931), отец, дед и прадед трех премьер-министров независимой Индии, организовал свою свараджистскую партию как фракцию внутри Индийского национального конгресса, таким образом дав возможность прагматично настроенным политикам, таким как он сам и Ч. Р. Дас, получить место в новой Центральной ассамблее «Парламенте» Британской Индии. Там они имели возможность в полной мере информировать вице-короля и других британских чиновников обо всех проблемах, существующих, с их точки зрения, в стране и о том, что необходимо сделать, чтобы их исправить. Мотилал, брахман из Кашмира, будучи президентом Индийского национального конгресса, также был одним из самых богатых его спонсоров. Он передал в дар конгрессу свой великолепный дом в Аллахабаде, ставший штаб-квартирой организации, и помог подготовить своего единственного сына Джавахарлала (1889–1964) к тому, чтобы он смог унаследовать руководство партией и нацией. Будучи космополитичным, аристократичным адвокатом, не менее элегантным в своем платье и манерах, нежели мистер Джинна, Мотилал сначала, так же как и Монтегю, абсолютно не воспринимал Ганди, но позже он изменил свое отношение к Махатме, в значительной степени благодаря тому восхищению, которое революционный идеализм Ганди вызывал у его сына.

Мотилал Неру возглавил престижный комитет, создавший конституцию для Индийского доминиона в 1928 году, которая стала светским, демократическим отражением парламентской системы Великобритании. Джинна и возглавляемая им Мусульманская лига настаивали на большем количестве гарантий для мусульман в качестве платы за их поддержку проекта конституции, выдвинутого комитетом Неру. С другой стороны, Джавахарлал и другие молодые, радикально настроенные лидеры Индийского национального конгресса, среди которых также был Субхас Чандра Бос из Бенгалии, считали рекомендации Мотилала слишком консервативными и поставили себе цель добиться полной независимости страны (Дурна Сварадж). Махатма в это время был далек от всего этого, предпочитая прясть свой хлопок, ожидая, когда его вновь призовут возглавить следующую Сатьяграху. Неспособность Мотилала организовать поддержку своей конституции широким спектром индийских политических партий обрекла ее на преждевременную кончину.

Семья Неру, Мотилал Неру сидит в центре

emp1

В 1930 году Ганди во главе отряда верных учеников отправился из своего ашрама на реке Сабармати в Гуджарате к побережью, неподалеку от селения Данди, где они стали добывать «незаконную» соль, бросив вызов монополии британской империи на добычу и продажу соли, которую можно было купить только в правительственных магазинах и которая облагалась очень высоким налогом на территории всей Британской Индии. Вскоре миллионы последовали примеру своего Махатмы и вновь в течение всего нескольких месяцев британские тюрьмы оказались забитыми до отказа. По совету Джинны британский премьер-министр, член лейбористской партии Рамсей Макдональд, в декабре того же года созвал в Лондоне первую из целой серии конференций круглого стола, призванной адресовать и найти решение конституционных проблем Индии. Князья, мусульмане, либералы и британские чиновники во всем своем великолепии провели встречу, в то время как Ганди и многие другие политические лидеры находились в тюрьме. Индийский национальный конгресс не был представлен на первой Лондонской конференции, что было равносильно попытке поставить Гамлета без участия в нем принца Датского. Нетрудно догадаться, что, в результате, это продолжительное и дорогостоящее мероприятие с треском провалилось.

На следующий год вице-король лорд Ирвин освободил Ганди и встречался с ним до тех пор, пока они не достигли перемирия, так называемого «Пакта», который дал возможность Махатме по доброй воле отплыть в Лондон для участия там в работе второй конференций в качестве единственного представителя Индийского национального конгресса. Эта поездка оказалась тщетным жестом, так как мусульмане и многочисленные князья предъявляли множество требований, так же как и англо-индийцы, сикхи, неприкасаемые, либералы и чиновники британской администрации. Каждый из них требовал себе гарантий, обеспечивающих их бесценные конституционные права. Ну конечно, как могли столь разные, непримиримые, испытывающие крайнюю неприязнь по отношению друг к другу группы людей, представляющие интересы определенных слоев общества достичь договоренности по какому-либо вопросу, да еще в течение дней, недель или даже месяцев? Они бы не смогли ни о чем договориться даже и за десять лет. Конечно, это было абсолютно невероятно. Поэтому Ганди вернулся в Индию в свой ашрам и многими годами позже начал «конструктивную программу», надеясь перестроить мир по образу и подобию своей деревенской общины — индусского варианта примитивного христианского коммунизма. «Реальным „бременем белого человека“, — заявлял Ганди, — является сопротивление лицемерию, которое съедает его. Пришло время белым людям научится относиться ко всем другим людям как к равным… „Относитесь к ближнему своему так, как бы вы хотели, чтобы относились к вам.“ Или они понапрасну используют имя Того, кто сказал это? Неужели они выбросили из своего сердца Того, кто дал миру это послание?»

Провал конференций Круглого стола стал предвестником раздела Индии, так как пропасть между революционно настроенными националистами, возглавляющими Индийский национальный конгресс, и намного более консервативными мусульманами, а также еще более консервативно настроенными князьями оказалась настолько большой, что преодолеть ее было просто невозможно. Либеральные и лейбористские политические лидеры Британской империи оказались достаточно мудрыми и дальновидными для того, чтобы осознать тот факт, что годы, если не дни, британского правления в Индии были сочтены. Однако представители консервативной партии Тори, такие как Биркенхед и Болдуин, отказывались принимать этот факт как неизбежность, а Уинстон Черчилль думал так до самого последнего дня своей жизни. Но, в действительности, к середине 30-х годов единственным реальным вопросом в сложившейся ситуации, за десять лет до окончания эпохи британского Раджа, был только один вопрос: как все это завершить? Кому вручить дирижерские палочки? Как сделать все таким образом, чтобы не были разорваны тысячи миль железнодорожного полотна, чтобы не были разрушены плотины и каналы, чтобы не были сожжены мосты — все, что было построено на протяжении этого времени и стоившее сотни миллионов фунтов стерлингов? И кто возглавит армию? Кто будет контролировать полицию? Как сделать все так, чтобы не вызвать бунты, которые могут легко привести к гибели половины населения, потому что другая половина была возмущена несправедливостью по отношению к ней? Как долго мусульманские войска будут готовы маршировать под командованием индусов? И что станет с сикхами? А с христианами? Чем глубже вдавались в эти вопросы, тем более невозможными становились любые предлагаемые решения. В стране оказалось слишком много «Индий», чтобы их примирить в рамках одной конституционной формулы. Как вообще британский радж умудрился просуществовать так долго, удивлялись теперь, задав все эти вопросы, своему достижению многие из тех, кто отвечал за его существование.