Великий магистр революции - Яна Седова Страница 26
Великий магистр революции - Яна Седова читать онлайн бесплатно
Этот невероятный спор, в котором Император должен был объяснять подданному принципы монархической власти, продолжался полтора часа, и после такой блестящей защиты Государь вдруг согласился на ответственное министерство. Как же Рузский Его убедил?
Сам он объяснял это противоречие так: «Тогда я стал доказывать Государю необходимость даровать ответственное министерство, что уже, по слухам, собственный его величества конвой перешел на сторону революционеров, что самодержавие есть фикция при существовании Государственного совета и Думы и что лучше этой фикцией пожертвовать для общего блага. В это время была получена телеграмма от Алексеева, где он просил о даровании ответственного министерства. Эта телеграмма решила Государя, и он мне ответил, что согласен, и сказал, что напишет сейчас телеграмму. Не знаю, удалось ли бы мне уговорить Государя, не будь телеграммы Алексеева; сомневаюсь». Для Рузского естественно и полезно обвинять в даровании ответственного министерства Алексеева, которого Рузский ненавидел и считал «виновником всех наших неудач». В телеграмме Алексеева действительно говорилось о «невозможности продолжения войны при создавшейся обстановке». Алексеев «усердно умолял» «призвать» ответственное министерство и даже предложил проект такого манифеста. Ключевая фраза манифеста: «Стремясь сильнее сплотить все силы народные для скорейшего достижения победы, я признал необходимость призвать ответственное перед представителями народа министерство» — была довольно двусмысленной и представляла ответственное министерство как временную меру, но и при этом телеграмма оставалась революционной[32].
Чтобы разобраться в том, кто из двоих генералов был виноват в согласии Государя, нужно знать, что телеграмма Алексеева появилась в вагоне Государя во время небольшого перерыва в докладе Рузского, когда его вызвал Данилов и передал ему телеграмму Алексеева. Появляется интересный вопрос: Государь согласился на ответственное министерство до этого перерыва (то есть до телеграммы Алексеева) или после него? При сопоставлении двух противоречивых воспоминаний Рузского и мемуаров Данилова выясняется любопытный факт: в перерыве Рузский уже просил Данилова выяснить время разговора с Родзянко для сообщения о даровании ответственного министерства[33]. А значит, он уже получил согласие Государя и телеграмма Алексеева тут ни при чем. Достаточно, впрочем, посмотреть на телеграмму Алексеева, в том виде, в котором она появилась, чтобы понять, что она и не могла убедить Государя. Алексеев говорил, что только при ответственном министерстве можно продолжать войну, а Государь как раз только что для Рузского «перебирал с необыкновенной ясностью взгляды всех лиц, которые могли бы управлять Россией в ближайшие времена в качестве ответственных перед палатами министров, и высказывал двое убеждение, что общественные деятели, которые несомненно составят первый же кабинет, все люди, совершенно неопытные в деле управления и, получив бремя власти, не сумеют справиться с своей задачей». Поэтому Рузский совершенно напрасно валит вину на Алексеева. На ответственное министерство Государя уговорил именно Рузский, а значит, он еще до перерыва сказал Ему нечто такое, от чего у Государя сразу пропала надежда на спасение страны.
Так что же сказал Рузский? Вот опять его цитата: он сказал, «что уже, по слухам, собственный его величества конвой перешел на сторону революционеров». Дальше можно было и не продолжать. Остается догадываться, с какими подробностями это было доложено, но можно предположить, что Рузский прямо указал на опасность для семьи Государя при продолжении революции и после этого получил согласие на ответственное министерство.
А такая опасность действительно существовала. Жильяр описывает, что происходило в эти дни в Царском Селе, где осталась семья Государя, так: «Мы подходим к окнам и видим, как ген. Рессин с двумя ротами сводного полка занимает позицию перед дворцом. Я замечаю также матросов гвардейского экипажа и конвойцев. Ограда парка занята усиленными караулами, которые находятся в полной боевой готовности.
В эту минуту мы узнали по телефону, что мятежники продвигаются в нашем направлении и что они только что убили часового в 500 шагах от дворца. Ружейные выстрелы все приближались, столкновение казалось неизбежным». На следующий день Александровский дворец покинула и та охрана, которая в нем оставалась. Великий князь Кирилл Владимирович, командовавший гвардейским экипажем, с красным бантом на шинели привел экипаж к Думе для демонстрации верности временному правительству, оставив Царскую Семью без защиты. Родзянко его прогнал.
Да, несомненно, Царская Семья была в огромной опасности, но чтобы шантажировать этим фактом Государя ради своей карьеры, надо обладать весьма своеобразными моральными качествами. И стоит представить, какое впечатление на Государя могла произвести такая фраза при отсутствии известий о семье, при революции, да еще от Рузского с его «медленной, почти ворчливой по интонации речью, состоявшей из коротких фраз и соединенной с суровым выражением его глаз, смотревших из-под очков».
Через несколько недель А. А. Вырубова со слов Государя записала рассказ об отречении, в котором есть одна поразительная подробность: когда приехавшие 2 марта из Петрограда Гучков и Шульгин потребовали от Государя отречения в пользу сына, Государь только из этих слов смог наконец заключить, что Наследник жив. «Это вынужденное решение, — сказал, по словам Вырубовой, Государь, — надо мной занесен нож»[34].
Государь согласился не только на ответственное министерство. Заодно Рузский убедил Его «вернуть войска, направленные на станцию Александровскую, обратно в Двинский район», а кроме того «Рузский вынес телеграмму государя генералу Иванову» с просьбой до приезда Государя «никаких мер не принимать». Рузский понимал, что войска ген. Иванова — одно из главных препятствий для осуществления революции, а в соответствии с телеграммой № 1833 Алексеева он был уверен, что эта революция в виде Государственной думы победила. Он собирался благополучно к ней примкнуть и тем закончить.
Изменил все разговор по прямому проводу Рузского с Родзянко с 3.30 до 7.30 утра 2 марта. В сущности, Рузскому следовало бы уступить этот разговор Государю, потому что разговор был организован взамен приезда Родзянки. Но у Рузского были свои цели. Не участвуя в заговоре, он хотел все-таки к нему подключиться, пользуясь преимуществом постоянного общения с Государем. Рузский, которого свита звала «лисой», собирался первым сообщить новой власти об ответственном министерстве, объяснить, какую роль играл в этом решении он сам и таким образом выслужиться. Как он объяснял потом журналисту, он намеревался получить «директивы от Исполнительного Комитета», т. е. Думы. В таком настроении и начался разговор.
«Рузский чувствовал себя настолько нехорошо, — Пишет его начальник штаба ген. Данилов, — что сидел у телеграфного аппарата в глубоком кресле и лишь намечал главные вехи того разговора, который от его имени вел я». Он начал разговор с рассказа, как было даровано ответственное министерство: «Здравствуйте, Михаил Владимирович, сегодня около 7 час. вечера прибыл в Псков Государь император. Его величество при встрече мне высказал, что ожидает вашего приезда. К сожалению, затем выяснилось, что ваш приезд не состоится, чем я был глубоко огорчен». Тут Рузский вдруг понял, что если Родзянко не приехал, то не все в Петрограде так благополучно, как описал в телеграмме № 1833 Алексеев. Торжественный рассказ был мгновенно прекращен и последовала просьба сначала сообщить «истинную причину отмены вашего прибытия в Псков», потому что «знание этой причины необходимо для дальнейшей беседы».
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments