Мистика русского православия - Роман Багдасаров Страница 24

104 _

причти ко овцам избранного ти стада”. Это страстный призыв раскаявшегося ренегата, временно впавшего в одну из многочисленных ересей, отрицавших полное равноправие и идентичность бога-отца и бога-сына».

Хотя допущение Б.А. Рыбакова о «путешествиях» инока Степана является вымыслом чистой воды, к разбираемому вопросу оно не имеет прямого отношения, поэтому мы оставляем его в стороне. Но вот «раскаявшимся ренегатом», по-видимому, ощущает себя всякий, рискнувший прочесть общепринятую молитву по окончании Покаянного канона: «.. Господи, Иисусе Христе… даруй мне покаяние всецелое и сердце люботрудное во взыскание Твое… Оставих Тя, не остави мене; изыди на взыскание мое, возведи к пажити Твоей и сопричти мя овцам избранного Твоего стада…»(Православный молитвослов… М., 1988, с. 29.) Общеприняты в Церкви и прочие следы творчества «еретиков», которые с энтузиазмом перечисляет Б.А. Рыбаков.

Все доказательства, выдвигаемые им в поддержку «стригольнической» атрибуции Фроловской псалтири, имеют тот же характер домыслов, а чаще феерического невежества, которым отличается монография, посвящённая «русским гуманистам».

ЛЕСТНИЦА-КЛЮЧ

Практика заповедей и духовное восхождение

Православная религия рассматривает человека как изменяющееся во времени и пространстве существо, а не как нечто раз и навсегда заданное. Возрасты человека считались законченными, самостоятельными циклами бытия, с каждым из которых связан свой набор качеств, прав и обязанностей. Но изменения в бытии диктуются не только возрастом. В любой момент жизни люди (в принципе) могут пребывать на любом из четырёх этажей мироздания: в преисподней или в животном начале, на земле или в мире повседневного существования, в воздухе или в тонком мире, и на небе или в мире духовном. Развитая древнерусской культурой, эта концепция проявляется в традиционных воззрениях до сего дня. Согласно им, в течение земной жизни душа человека не может длительное время сохранять статичное положение:

106 _

она либо поднимается к небу, либо уступает греховным страстям и бывает низвергнута в пропасть адову.

Сюжеты, связанные с различными путями движения души, представлены в серии рисованных листов 2-й половины XIX века из коллекции протоиерея Владислава Провоторова (Павловская Слобода, Московской обл.) ³¹. Эти листы вкладывались в рукописные сборники душеполезного содержания. Изображения на них по своей стилистике относятся к типу северодвинских лицевых миниатюр, создававшихся главным образом староверами. Они проясняют многие традиционные воззрения русского народа на аскетизм. На примере этих изображений как нигде становится ясным, что в традиционном искусстве не бывает случайных или чисто декоративных деталей.

Особого внимания заслуживает сюжет «Лествица 60-ти заповедей (Ключ к вратам от Царства Небесного)». Видение праотцем Иаковом небесной лестницы стало в христианстве символом духовнонравственной трансформации. «Сообразив свои недостатки, станем мало-помалу исправлять их, — учил святитель Иоанн Златоуст. — Определим для себя исправить в настоящий месяц один недостаток, в следующий за тем — другой, а ещё в следующий — третий. Таким образом, восходя как бы по некоторого рода ступеням, мы достигнем неба по лествице Иаковлевой; мне кажется, эта лествица […] указывает и на постепенное восхождение по лествице добродетели, по которой можно взойти от земли на небо, — не по ступеням чувственным, но чрез исправление и улучшение нравов». (Беседы на евангелие от Иоанна LXXXIII, 5.)

Эту аллегорию Златоуста подхватил преп. Иоанн Синаит, построив на ней руководство к монашеской жизни — «Лествицу» (VI в.). Преп. Иоанна включали в число боговидцев, что ставило его в один ряд не только с Иаковом, но с Моисеем и Давидом. Творение Лествичника — это «богописанные скрижали» нового Народа Божия. Поэтому врата в Небесное Царство на листе из коллекции о. В. Провоторова —

10-частные, что напоминает о Декалоге, данном пророку Моисею на Синае. Иоанн Синаит — законодатель нового монашеского «Израиля», который прирастает не плотским размножением, а «исходом» подвижников за пределы суетного мира («Египта»). Если Моисея изображали получающим скрижали Ветхого Завета из рук Божиих, то Иоанн сам вручает Христу свой труд (Синайская рукопись Лествицы, XII в., gr. 418). Если сравнивать Моисея и Иоанна, то возникает зеркальное отображение: Моисей внутренне восприимчив к откровению, а внешне занят государственными реформами, Лествичник же уходит от социальной деятельности в пользу внутренней активности, которой требует аскетизм.

На Руси Лествица Иоанна Сина-ита приобрела особую популярность во время аскетического подъёма XIV–XV веков (его крупнейшей фигурой стал св. Сергий Радонежский). По данным Э.С. Смирновой, ныне в библиотеках России хранится не менее 84-х списков Лествицы XV века, т. е. больше, чем творений каких-либо других свв. отцов. Цитаты из Лествицы заполняют древнерусскую книжность. В то время как в православном мире

IQS_

рукописи Лествицы иллюстрируют всё реже, на Руси, наоборот, складывается их уникальный лицевой тип. В ранних рукописях перед оглавлением помещали схему из 30-ти ступеней (по числу глав), однако затем всё более популярным становится изображение взбирающихся по ступеням монахов и мешающих им бесов. Композиции из Лествицы входят в росписи храмов, пишутся отдельные иконы.

В России возникали и оригинальные «лествичные» композиции, например, «Лествицы трудолюбная и пагубная», составляющая правую треть иконы «Плоды страданий Христовых» конца XVIII века (из Троицкой церкви с. Толгобль Ярославской губ.). На ней изображено две лестницы по 37 ступеней каждая. На первой перечислены добродетели, на второй — пороки. Так же как «Лествицы трудолюбная и пагубная», «Лествица 60-ти заповедей» адресована не только монашествующим, но и мирянам, вступившим на путь аскезы.