Император. Поле мечей - Конн Иггульден Страница 17

И в этот самый момент Юлий повернулся к спутнице и сжал ее в объятиях так сильно, что едва не причинил боль. Губы его жадно искали поцелуя. Сервилия уступила, не в силах противостоять страсти.

Оказавшись во дворе форта, Брут легко соскользнул с коня. Десятый легион проводил в горах сложные учения, и Октавиан зарекомендовал себя очень хорошо: он толково распорядился подразделением, которым командовал, и искусно обошел Домиция. Не теряя времени, Брут стремительно вошел в здание. Мрачное настроение, еще недавно господствовавшее в укреплении римлян, к счастью, миновало. А это означало, что Юлий искренне порадуется успехам своего молодого родственника. Как говорил когда-то Марий, у Октавиана надежные руки и широкие плечи.

Часовой, которому надлежало находиться у самого основания лестницы, оставил свой пост и отошел в сторону. Взбегая на второй этаж, Брут услышал его окрик, но лишь усмехнулся.

Юлий возлежал рядом с Сервилией. Внезапное шумное и бесцеремонное вторжение Брута всполошило обоих. Юлий, нагой, в ярости вскочил с ложа и бросился к другу.

— Убирайся вон! — прорычал он.

От неожиданности зрелища Брут замер на месте. Но через несколько секунд, придя в себя, с искаженным лицом, резко повернулся и выскочил вон, резко захлопнув за собой дверь.

Юлий взглянул на Сервилию, уже сожалея о том, что поддался необузданному гневу. Небрежно накинув одежду, сел на широкое ложе. Запах духов наполнял воздух; он знал, что и сам пахнет этими духами. Юлий резко поднялся, стремясь оказаться в стороне и от ложа, и от женщины, и решая, как теперь вести себя и что делать.

— Я сама выйду к нему, — негромко произнесла Сервилия, поднимаясь.

Растерянный и расстроенный, Юлий едва замечал ее наготу. Как они могли заснуть? Однако запоздалые сожаления бесплодны. Юлий отрицательно покачал головой и завязал сандалии.

— Извиняться должен я, а не ты. Поэтому я и пойду к нему.

— Но ты же не будешь извиняться… за меня? — обманчиво спокойным голосом уточнила Сервилия.

Юлий повернулся и посмотрел ей в глаза.

— Ни за единый проведенный с тобой миг, — нежно ответил он.

Сервилия подошла, и он обнял ее, удивившись, как, оказывается, приятно обнимать обнаженную женщину, оставаясь полностью одетым. Несмотря на тревогу за Брута, Юлий улыбнулся.

— Сейчас он немного успокоится, и можно будет попробовать обсудить ситуацию, — попытался успокоить возлюбленную Цезарь, хотя и сам не слишком верил собственным словам. Уверенным движением он пристегнул к поясу ножны. Сервилия неожиданно испугалась.

— Я не хочу, чтобы между вами произошло что-то серьезное, — жалобно взмолилась она. — Юлий, прошу тебя!

Цезарь принужденно рассмеялся.

— Он еще ни разу не причинил мне боли.

Выйдя из комнаты, он плотно закрыл за собой дверь.

Выражение его лица моментально изменилось, и вниз он спустился с видом угрюмым и непреклонным.

В общем зале сидели Домиций, Кабера и Цирон. Полководцу показалось, что все они смотрят на него осуждающе.

— Где он? — коротко и резко спросил Юлий.

— На плацу. На твоем месте я оставил бы его в покое. Кровь его бурлит вовсю, так что не время выяснять отношения.

Цезарь на секунду задумался, однако обычная дерзость, как всегда, одержала верх. Он сам заварил всю эту кашу, ему ее и расхлебывать.

— Брут — мой давний, самый старый друг, и все должно остаться между нами.

Брут в одиночестве стоял посреди пустого плаца, в руке его ярко блестел меч работы Кавальо. Увидев Юлия, коротко кивнул, и тот едва не остановился: темная угроза исходила от всего облика друга. Если дело дойдет до схватки, он не сможет одержать над Брутом верх. Даже украв победу, не найдет в себе достаточно сил, чтобы забрать эту жизнь.

Брут поднял клинок в первую позицию, и Юлий моментально изгнал все лишние мысли — так, как учил Рений: это враг, и его надо убить.

Юлий обнажил меч.

— Интересно, ты ей заплатил? — негромко спросил Брут, моментально лишив противника собранности.

Юлий подавил резкий укол гнева. Они учились боевому мастерству у одного человека, а потому нельзя поддаваться на провокации.

Противники начали кружить по площадке.

— Мне казалось, что я все знаю и понимаю, но верить не хотелось, — не унимался Брут. — Надеялся, что ты не опозоришь меня, а потому старался не волноваться.

— В этом нет никакого позора.

— Есть. Еще как есть! — упрямо повторил Брут и сделал выпад.

Юлий знал боевой стиль Брута лучше всех, однако ему с трудом удалось отразить направленный в самое сердце удар. Прием смертельный, и прощать его нельзя. Гнев начинал захлестывать, движения становились все стремительнее, шаг тверже, а чувства острее. Что же, чему быть, того не миновать.

Юлий метнулся вперед, низко нагнувшись, и резкий неожиданный выпад заставил противника отпрянуть. С трудом увернувшись, Брут в свою очередь начал наносить удар за ударом.

Наконец, тяжело дыша, воины разошлись. Юлий крепко сжал левую руку, пытаясь зажать глубокую рану на ладони. Но кровь все равно сочилась — медленно, крупными каплями — и тут же впитывалась в песок.

— Я люблю ее, — произнес Цезарь. — И люблю тебя. А потому достаточно. Хватит. — С выражением откровенного отвращения на лице он отбросил меч в сторону и, безоружный, остановился перед другом.

Брут приставил острие меча к его горлу.

— Они все знают? Кабера, Домиций, Октавиан?

Юлий смотрел в упор, изо всех сил стараясь не мигать.

— Возможно. Брут, мы ничего не планировали. И уж разумеется, я вовсе не думал, что ты вот так влетишь в комнату.

Острие меча осталось единственной неподвижной точкой во вращающемся мире. Юлий крепко сжал губы, пытаясь успокоиться. Сознательно расслабил все до единой мышцы и стоял, просто ожидая. Умирать очень не хотелось, но уж если суждено встретить смерть, то лучше встретить ее с холодным презрением.

— Это не игра и не шутка. Ни для меня, ни для нее.

Меч внезапно опустился, и огонь безумия в глазах Брута моментально погас.

— Несмотря на все, что есть межу нами, я не задумываясь убью тебя, если ты принесешь ей хоть малейшую боль.

— Отправляйся к ней. Она волнуется за тебя, — словно и не заметив угрозы, приказал Цезарь.

Брут смерил друга долгим, пристальным взглядом и зашагал прочь, оставив его в одиночестве посреди плаца. Юлий посмотрел вслед уходящему, а потом, сморщившись от боли, раскрыл ладонь. На мгновение гнев запылал снова. Он повесил бы любого, кто осмелился бы поднять против него меч. Никаких извинений здесь быть просто не может.

Но они с Брутом вместе выросли, а это что-нибудь да значит. Возможно, стоит простить даже предательский удар прямо в сердце. Юлий задумался, продолжая смотреть туда, где скрылся Брут. Можно ли доверять этому человеку?