Клеопатра - Фаина Гримберг Страница 12

Между тем мальчики-Птолемеи росли. Маргарита приметила, что в покоях Вероники всё чаще стали появляться приближенные Татиды. Но они даже и не появлялись, они просто-напросто являлись. Вероника принимала их в малом тронном зале. После каждой такой аудиенции она выглядела растерянной, раздосадованной. Однажды, когда они вошли в залу, Вероника сидела на троне вместе с Деметрием. Конечно, она призвала Деметрия нарочно, назло тем троим. Но старший из них заявил сухо и напыщенно, как полагала Вероника, что желает беседовать с царицей! И подчеркнул интонацией голоса, что именно с царицей!..

Самым старшим из них был евнух, начальник женщин дворца, «дома Татиды», по имени Потин. Он был чрезвычайно толст, с большим толстым лицом, часто принимавшим странно обиженное выражение. Волосы его вились, коротко подстриженные, он также подстригал и усы. У него росли усы, а толкуют, будто у оскоплённых усы не растут. Потин ходил медленно, переваливаясь. Одевался небрежно, часто выходил на люди с расстёгнутым воротом, приоткрывавшим волосатую грудь. Судачили, разумеется, будто он и не евнух вовсе, а любовник Татиды. Услышав эту сплетню, большая девочка Маргарита подумала с невольной гримаской брезгливости ребяческой, что ни за что бы не легла на ложе рядом с таким!..

Теодот, воспитатель старшего царевича, предпочитал длинные свободные одеяния, наподобие парфянских, сшитые из плотных тканей, богатых, но тёмной окраски, расшитых выпуклыми узорами. И этот приближенный Татиды не отличался худобой. Лицо его, чуть одутловатое, часто ухмылялось, но глаза глядели всегда умно и грустновато. Он то вдруг появлялся без шапки, показывая всем, словно египетский жрец, чёрную голову, почти наголо обритую, а то являлся с длинными, неровно подстриженными прямыми прядями; то сбривал усы, то отпускал остроконечную бородку. И почти всегда следовал за ним раб с фаянсовым кувшинчиком ячменного или финикового пива наготове, на тот случай, если господину захочется отхлебнуть; а тому частенько хотелось, он любил пиво...

Младшим в этой триаде был Акила [13], наполовину коренной египтянин (по отцу), наполовину грек (по матери), один из прежних приближенных Птолемея Авлета, изучавший основы тактики и стратегии по свиткам Мусейона, посвящённым истории военного дела. Толковали — опять же! — будто Птолемей Авлет просто-напросто сделал своим очередным любовником мальчишку, уличного акробата, и в конце концов наградил его загородной усадьбой, рабами, а заодно и офицерским званием. Но если кто и мог из этих троих претендовать на завидную должность фаворита царской супруги, то, конечно же, это был бы Акила, высокий, мускулистый, большеглазый, стройный, щеголеватый в своём позолоченном панцире. Но у него был слишком большой нос и узковатый лоб. Он уже привык разыгрывать из себя этакого сторонника решительных действий, но на деле предпочитал, по сути, держаться в тени Потина и Теодота...

* * *

Клеопатре минуло лет десять, когда в её жизни появилась Дага, та самая Ирас, имя которой пережило века вместе с именем самой Клеопатры.

Госпожа Элли прислала во дворец раба доверенного с письмом — почтительнейше просила царицу Веронику вновь посетить школу: «...ибо приближается день рождения прекрасной царевны Клеопатры и Ваша смиренная подданная страстно жаждет доставить радость и удовольствие юной царевне...»

Не так трудно было догадаться, что госпожа Элли намеревается подарить Клеопатре-Маргарите одну из маленьких рабынь-учениц, но по какой-то причине хочет заручиться дозволением Вероники.

Царица охотно прибыла в школу госпожи Элли. Было любопытно, какой подарок приготовила та для царевны. Но, конечно же, этот подарок был живой! Кто бы это мог быть? Наверное, какая-нибудь маленькая негритянка, доставленная из африканской глуши; должно быть, совсем ещё неприручённая дикарка; потому госпожа Элли и опасается дарить её царевне. А Маргарита уже успела, разумеется, облюбовать диковинную девчонку для своей свиты...

Госпожа Элли выбежала к закрытым носилкам, в которых доставили царицу. Стражники расступились. Бойкая гречанка кинулась поддержать под локоток выходящую из носилок царицу:

— Я счастлива видеть Вас, великая царица!..

Действительность превзошла все предположения Вероники. Госпожа Элли повела её в подвал, высоко поднимая светильник и то и дело оборачиваясь к царице и её приближенным.

— Да перестань же ты пятиться! — воскликнула Вероника с улыбкой. — Ты упадёшь...

Говорливая Элли меж тем не смолкала, многословно оправдываясь:

— ...Великая царица! Я ни за что бы не показала её прекрасной нашей царевне, ни за что!.. Это всё одна из девчонок, паршивая Миртала, проговорилась! За что уж и получила плетей!.. А я не хотела, не хотела!.. Прости меня, великая и милосердная!..

— Полно!.. Полно!.. — Вероника не любила, когда начинали слишком уж явно заискивать, раболепствовать перед ней. К тому же легко было понять, что наверняка Элли нарочно показала Маргарите... Что? Вернее, кого? Ну, это мы сейчас же и узнаем! И чего бы хотела Элли за свой подарок? Каких льгот? Должно быть, намерена выстроить новый дом...

— Прости меня, великая царица! Но прекрасная царевна так возжелала...

— Ладно, ладно... Если твой подарок не опасен для царевны, я возьму его, а тебе пришлю взамен два афинских серебряных таланта, поставишь новый дом и наймёшь ещё учителей...

В подвале было сыро и душно, как и должно было быть в подвале. Госпожа Элли заботливо подымала светильник... У стены поставлена была клетка, прутья были металлические. А в клетке скорчилось какое-то живое существо и скулило и порыкивало...

— Так это обезьяна! — воскликнула царица, отступая к лестнице. — Нет, я не возьму дикую обезьяну, как бы ни просила Маргарита! Слюна и когти этих тварей могут быть ядовиты. Нет, нет, никаких обезьян в покоях царевен!..

— Великая царица, это вовсе не обезьяна... — в голосе бойкой Элли слышалось торжество; она сумела-таки удивить, поразить молодую царицу!.. — Это вовсе не обезьяна, это человек! Это человеческое существо, ребёнок. Это маленькая девчонка, не старше семи лет!..

Вероника снова приблизилась. И даже немного наклонилась вперёд, хотя и с некоторой опаской...

Это и вправду оказался ребёнок, девочка не старше семи лет. Она была необычайно грязной и показалась Веронике обросшей длинными светловатыми волосами, будто шерстью, лица и глаз не было видно... Вероника не любила уродства:

— Она что же, волосатая? — Вероника глядела с недовольством.

— Нет, нет, великая царица. Да будь она волосатая, ей цены бы не было! А я и так заплатила за неё две мины... Нет, она не волосатая. Но кожа у неё вся изукрашенная, будто парфянская ткань вышитая. Но она человек, человек... И на четвереньках не ползает, а ходит прямо, как положено людям... Я её голую купила; уж и не знаю, нужна ли ей с этакой-то разукрашенной кожей одежда! Тедипп, который поставляет мне девчонок, говорит, будто её изловили в далёких неведомых краях, за пределами Ойкумены, вот где! В тех краях, куда люди попадают раз в тысячу лет! А живут там одни дикари, дичее самых диких варваров, никакой человеческой речи не понимают! И зовутся те края — Гиперборея! Страшные края, где немыслимый холод убивает...