Ковен тысячи костей - Анастасия Гор Страница 6

Дорогая Одри!

Я подвела тебя. Я обещала, что в час великой нужды мой ковен будет на твоей стороне, но опоздала. Пришлось бороться, долго и усердно, ведь Рафаэль слишком прикипел к своему незаслуженному трону. Я несколько дней валялась с лихорадкой от его проклятия, а когда оправилась и выставила его из Нового Орлеана, уже наступило второе ноября.

Мне стыдно, но я горжусь тем, что ты больше не маленькая Верховная – тебе хватило сил одержать победу над Ферн и без меня. Да, Сэм звонил Коулу, и тот все рассказал. Кстати, не переживай за него: он в порядке и, когда будет готов, вернется в Берлингтон. Ты правда заслуживаешь этого – долгожданного покоя. Пусть он будет долгим, как ваша с Коулом любовь и процветание Шамплейн.

Как ты уже поняла, это письмо – прощание, Одри. Я больше не нужна тебе, и это вселяет в меня надежду, что мы обе сможем начать жизнь с чистого листа. Помни, я всегда на твоей стороне. Если Шамплейн потребуется помощь – пиши. Я навеки твоя должница.

С любовью, Зои Лаво

– Бред какой-то, – фыркнула я в тысячный раз и, открыв ящичек с обувными щетками, швырнула письмо в его самый темный и замшелый угол, где ему было самое место.

Штрудель лениво наблюдал за мной с подоконника. Настоящий ветеран колдовской войны, вместо медали он получил дюжину мешков с кошачьим кормом, а потому стал еще толще и неповоротливее. Я успела дважды потрепать его за ухом, избежав клацающей челюсти, прежде чем сбежала по лестнице вниз. На улице уже вовсю рычал мотор отполированного черного Kawasaki.

– Только учти: я не Коул. По сравнению со мной он водит, как бабушка Карлитта, – поддразнил меня Диего, надеясь напугать, но на деле же интригуя еще больше. – Да я уже и сам тороплюсь. Обещал навестить Морган… А сейчас в Мохаве почти вечер. Если не успею к ужину, она меня проклянет!

Прислонившись к кожаному сиденью гоночного мотоцикла, припаркованного на подъездной дорожке, Диего закатал рукав куртки и взглянул на часы. Рядом с циферблатом я заметила кое-что еще, поблескивающее: маленькая серебряная змейка вилась браслетом до самого локтя. В ее длинном стеклянном брюхе, куда была вставлена колба, шуршал песок пустыни, а в глазах-опалах пульсировала энергия – змейка могла перенести в любую точку мира кого угодно. Даже колдуна без дара психокинеза и способности к телепортации. Жаль, что эта энергия быстро расходовалась. Потому Диего берег ее как зеницу ока, используя подарок Завтра лишь для того, чтобы навещать свою маленькую ученицу.

– Успеешь, – пообещала я, соскочив с крыльца и зависнув над Kawasaki: на нем было столько рычажков, стрелок и панелей, что в каждый прибор хотелось потыкать пальцем. – Ты и так в Завтра проводишь больше времени, чем в Шамплейн. Иногда мне кажется, что ты тайно принес им ковенант.

– Иногда мне и самому так кажется, – ответил Диего с мрачной ухмылкой, перекидывая ногу через сиденье и хлопая по узкому местечку за своей спиной, куда я могла примоститься. – Поскорее бы Морган закончила свое обучение и вернулась! Мне не внушает доверия ни Шайя, ни Ворожея, ни уж тем более Луна с этим ее хлыстом Индианы Джонса. Следующие месяцы я сам буду ее обучать. Пошли эти пустынные ведьмы к черту!

С тех пор как Морган приняла предложение Ворожеи оттачивать свое мастерство Эхоидун в пустыни Мохаве, Диего буквально разрывался пополам: одну неделю проводил в Шамплейн, а другую – в Завтра. Уверенный в том, что Ворожея просто хочет использовать Морган в своих интересах, Диего долго не соглашался на ее переезд. Чашу весов неожиданно склонила на свою сторону Шайя – третья Верховная ведьма Завтра, которой в этом году должно было стукнуть триста пятьдесят семь лет. Рекорд даже среди ведьм-долгожителей! А Диего бы никогда не простил себе, упусти Морган возможность набраться у такой мудрой колдуньи опыта, пока та еще жива. Пришлось доходчиво объяснить ему это, а Ворожею заставить поклясться, что Морган сможет вернуться домой в любой момент, как только соскучится по нам или по урокам нудной тригонометрии в старшей школе. Таков был уговор. И, надо признать, не самый плохой из тех, что мне доводилось заключать прежде.

Теперь оставалось только с трепетом переворачивать календарные листы, предвкушая двадцать второе декабря – ровно через пять дней, в утро Йоля, Морган должна вернуться домой. Праздник зимнего солнцестояния еще никогда не обещал быть таким веселым, как в этом году, ведь отмечать мы будем не только рождение бога Кернунноса, но и шестнадцатый день рождения настоящей царицы ведьм.

– Не ворчи! Ты знал, что это неизбежно. То, что случилось с Гидеоном, не давало Морган покоя. Нужно было увезти ее отсюда и занять чем-нибудь, пока она до дыр мой гримуар не протерла, – напомнила я, принимая из рук Диего мотоциклетный шлем. Клубнично-розовый и в пестрых наклейках, он явно принадлежал не ему. – К тому же рядом с Морган всегда Исаак. Он готовит преступно вкусный чай из облепихи и точно не даст ее в обиду!

– О да, Исаак – лучший защитник ковена, – саркастично буркнул Диего из-под своего шлема. – Когда он рядом, нет смысла кого-то бояться, потому что больше всех нужно бояться его.

Я вздохнула, сама не понимая, радует меня это или удручает – то, что мой отец принял решение отправиться в Мохаве вместе с Морган. Иногда я чувствовала себя всеми покинутой, но кто-то должен был присмотреть за ней… И присмотреть за ним самим. Часы с диббуком, сломанные, жили на его запястье своей жизнью, но снимать Исаак их категорически отказывался: после сражения с Ферн ему прочно втемяшилась в голову мысль приручить диббука. Лишь Морган могла держать их обоих под контролем, поэтому, пока училась она, учился и Исаак. Скучать сразу по обоим оказалось гораздо тяжелее, чем по кому-то одному.

Поборов приступ клаустрофобии и втиснув голову в душный пластик, я залезла на мотоцикл.

– Лучше думай о том, что до Йоля осталось меньше недели. Ты обещал Морган закатить вечеринку, помнишь? Это же так необычно – родиться в йольский период! А в этом году зимнее солнцестояние и ее день рождения вообще совпадают, – улыбнулась я, решив сменить тему, пока Диего убирал подножку и газовал на нейтральной передаче. – Мама считала, что ведьмы, рожденные в праздники Колеса, – особенные.

– Ты до сих пор сомневаешься в этом? – насмешливо спросил Диего и сказал что-то еще, что заглушил рев разогретого мотора.

Я поморщилась, обнимая его за пояс и прижимаясь грудью к широкой спине, облаченной в ткань стеганой куртки, выстеленной изнутри овчинным мехом. На всякий случай я сцепила пальцы замком: судя по блеску бирюзовых глаз, глянувших на меня из-под стекла шлема, Диего намеревался показать мне, что такое форсаж.

Так оно и оказалось. Я едва не слетела еще в тот момент, когда он стартанул с места, подняв в воздух фонтан из грязи и мокрого снега. Проверив одной рукой, надежно ли сидит шлем, я намертво вцепилась в куртку Диего, слыша в заложенных ушах лишь его приглушенный смех.

– Морган ты тоже так возишь?! – крикнула я громко, чтобы он точно расслышал, когда мы в третий раз подпрыгнули на кочках и чуть не улетели в кювет. Но это заветное «чуть» было гордостью Диего: то, как ловко он обращался с мотоциклом даже на гололеде, напоминало смертоносный танец навахона в руках Коула. И то и другое – результат изнурительных тренировок и врожденного мастерства.