Мертвое - Марина Суржевская Страница 50

Но свихнувшийся разум словно взбесился. Ощущения накрывали с головой, становясь все ярче и острее. Разгораясь таким невыносимым пожаром, что мне было больно. Я горел в пекле и хотел подбросить в этот костер дров. Я хотел большего. Больше ощущений. Руками. Кожей. Языком…

Это все какое-то проклятие!

Амулет?

Здравая мысль с трудом нашла дорогу в моем воспаленном разуме. Амулет, наверняка. У Иви что-то есть, что скрывает ее истинные чувства. Или меняет мои. Я никогда не вел себя так. Я словно помешанный! Я должен найти проклятый амулет.

Провел рукой по ее спине. Выемка под лопатками, впадинка позвоночника. Скользкий шелк ее сорочки ощущается почти как кожа. Почти… Ямочки у поясницы. Бедро… голень. Иви так удобно сидит на моих коленях. Маленькая стопа. Вторая нога… Хоть бы глоток воздуха… Снова бедро и рисунок ребер… что это? Пальцы заменили мне зрение. Под тонкой тканью ощущались выпуклые линии.

Что это такое? Шрам? Откуда? Разум встрепенулся, пытаясь выпутаться из паутины непозволительных чувств. Мне нужен якорь. Мне нужно…

Иви вздрогнула, словно от боли, и… проснулась.

— Кристиан? — меня уколол ее новый страх.

Страх понимания, что я нахожусь в ее комнате и ее кровати. Она испугалась именно меня. Рот наполнился горечью.

— Что случилось?

— Тебе снова приснился кошмар.

Я осторожно передвинул девушку вбок, подальше от себя. Хотел встать, но Иви как-то бессознательно потянулась ко мне. И я остался.

Она молчала. Тьма окутывала нас пологом, отсекая от остального мира. Иллюзия единения, противная мне. И такая желанная.

— Расскажешь, что тебе снится?

— Ты назовешь меня сумасшедшей, — ее голос во тьме похож на шелест сухого листа.

— А тебя это заботит? — хмыкнул я. — Разве тебе не наплевать на мое мнение?

Она помолчала. Ужас кошмара почти исчез из ее эмоций. Благодарность. Растерянность. И почти неуловимый аромат ежевики. Я сделал жадный вдох.

— Расскажи мне.

— Нельзя говорить вслух, — прошептала Иви. Придвинулась к моему боку. Губами к моему уху. Кожи коснулось дыхание. — Я вижу… эфрима.

Ее шепот почти неразличим во тьме.

— Эф… — ее рука закрыла мне рот. Пальцы вжались в губы, запечатывая.

Я замер.

— Нельзя произносить вслух.

Ее отчаяние лизнуло меня горечью.

Я смотрел во тьму. Прищурившись, поглаживая нож на бедре, который так и не снял, в отличие от идаров. Удивление развеяло туман запретной похоти и даже почти вернуло мне ясность мыслей. Я ожидал услышать что угодно, но только не это.

— Все говорят, что их не существует, — торопливо прошептала сестра. — Я знаю, что они правы. Конечно, правы… и все же… Однажды я его видела. Мне было десять… Я видела его. Жуткое тело, покрытое короткой черной шерстью. Лысая вытянутая голова с плоскими ноздрями, черными глазами и такой ужасной пастью, полной выступающих клыков. Его ноги и длинные руки-лапы с когтями-лезвиями. И его крылья. Черные перепончатые крылья огромной летучей мыши… Он выше взрослого мужчины и сильнее февра… Он так ужасен… Я смотрела на него, а он — на меня… он меня запомнил и однажды придет… Змеево отродье…

Я притянул Иви ближе.

— Когда? Где? Как это произошло? Ты сказала отцу? Няне? Это была ночь или день? Отвечай!

Встряхнул сестру, и она тихо ахнула.

— Это был сон, — прошептала она. — Кошмар. Мне все приснилось. Отпусти, Кристиан.

Я отпустил, понимая, что совершил ошибку. Иви закрылась. Ее разочарование разлилось кислотой. И еще она мне соврала. Она видела эфрима и не считала чудовище сном. И ее кошмар тоже был не вполне обычным, он опутывал ее паутиной, не давая проснуться. Влияние твари, вот что это.

Но где она могла столкнуться с эфримом? Как это вообще возможно? На большой земле? Моя собственная сестра? Почему я об этом ничего не знаю? А отец? Знал ли он? Очевидно — нет. Отец не жалел на дочь денег, но он всегда был слишком занят. Ардену растили няньки и прислужницы, которые часто менялись. Может, поэтому сестра выросла такой невыносимой.

Мысли били наотмашь.

— Кристиан… ты делаешь мне больно.

Забывшись, я слишком крепко сжал ее плечи.

— Ты должна все мне рассказать!

— Я уже сказала. Это лишь кошмар, который испугал меня в детстве. Ты помнишь мою няню Мадлен? Она любила булочки с изюмом, а еще — страшные истории про чудовищ. Вот и рассказала одну из них мне… Она не думала, что я приму все так близко, что поверю. Мне все приснилось. Иногда этот сон повторяется и возвращает меня в детство. Так что… спасибо, что разбудил.

Сладкий запах ежевики исчез окончательно. Иви не желала со мной разговаривать и даже видеть рядом. Но все еще боялась спать.

Поколебавшись, я лег на край кровати.

— Я останусь, пока ты не уснешь. Не хочу, чтобы ты снова разбудила меня своими воплями.

Иви завозилась под покрывалом.

Возмущение… облегчение. Благодарность.

— Я тебя не просила, — буркнула она.

Невыносимо упрямая.

Я кивнул, скрыв улыбку. И не двинулся с места.

Благодарности стало больше.

Я протянул руку. Сомнение… Робость, пахнущая озерной водой… И… узкая ладонь Иви осторожно скользнула в мои пальцы. Она притянула мою руку к своей щеке и затихла.

К нежной ванили благодарности добавилось что-то горько-сладкое. Что-то, слишком похожее на счастье.

Я закрыл глаза, слушая ее дыхание и чувства.

Я слушал их до самого утра, сжимая ее ладонь. Я так и не ушел. Смотрел на тонкие пальцы в своей руке и вдыхал ее сны — на этот раз легкие, радостные, счастливые. И оставался на месте.

Мне было о чем подумать.

Я покинул ее комнату лишь с рассветом, размышляя над тревожными фактами.

Иви снова обрезала волосы.

Иви видела эфрима, и теперь он является в ее сны.

У Иви на теле шрам, и я понятия не имею, откуда он.

Я хмелею от ее эмоций.

Я не испытываю к девушке, живущей в этом доме, никаких братских чувств.

И последнее, самое отвратительное.

Я невероятно влип. Потому что меня к ней невыносимо, болезненно влечет.