Мертвое - Марина Суржевская Страница 49

Бесцветные говорят — это влияние белого архипелага. Но злые языки утверждают, что привезенные невесты просто седеют. Если вообще остаются живы! Слишком часто юные жены бесцветных не выдерживают такой жизни.

Север суров. А Колючий Архипелаг почти такой же закрытый, как Двериндариум. Там царят свои законы и порядки. Для Иви Север станет клеткой с рубиновыми прутьями. Там она точно будет под строгим присмотром. Так, может, стоит сказать «да»?

Нет!

Я скрипнул зубами.

От одной мысли, что Иви станет женой бесцветного, уедет с ним на Север и родит ему наследника, у меня темнело в глазах. И хотелось найти Киара Аскелана и оторвать ему все, что можно оторвать! Особенно то, чем он собирается этого самого наследника делать!

Пусть бесцветный катится к Двуликому в пасть, сестру я ему не отдам.

«А кому отдашь?» — мелькнула в голове насмешливая мысль. Словно сам Змей шепнул…

Кому?

Ведь однажды это придется сделать. И лучше — скорее. Отец просил подыскать сестре достойного жениха. «Ей нужна крепкая рука, Стит. Реши этот вопрос на благо всей семьи».

Перед глазами снова потемнело. Я отодвинул кофе и вытащил бутылку крепкого эйса. Поискал взглядом бокал. И, плюнув, глотнул прямо из горлышка. Крепкое пойло обожгло гортань, пеклом пролилось в желудок, но дышать стало легче.

Глотнул еще, ощущая, как блаженный туман затягивает воспаленный разум. Мрачно потряс бутылкой. Когда я успел выпить почти половину? Проклятая сестричка сводит меня с ума.

Надо проветрить голову и успокоиться.

А заодно еще раз проверить Вестхольд. Я уже говорил Верховному, что стоит усилить меры безопасности. Сегодня тварь сумела пробраться в самое сердце Вестхольда — немыслимо! Мы успели удалить людей прежде, чем кто-то заметил чужака, но сам факт появления на стене твари поверг февров в шок. Слишком близко. Как эта сволочь подобралась так близко? Минуя все наши заслоны и ловушки! И самое странное — куда спряталась потом? Мы обшарили каждую нору, каждую щель! Куда она исчезла? Тварь сумела уйти от сетей и скрыться. И я совершенно не понимаю, как!

Проклятье!

Ее надо поймать раньше, чем случится беда. Потому что я нутром чувствовал приближение трагедии.

Сменил мундир на тяжелую кожаную куртку и вышел в ночь.

Надо пройтись.

Надо успокоиться.

Надо выкинуть из головы проклятую сестричку и сосредоточиться на своих обязанностях февра.

Вот только… интересно, о чем она думала, рассматривая Облачные Миражи? У Иви было такое странное лицо… Надежда и радостное ожидание. Как у ребенка на первой ярмарке. Хотелось расстегнуть браслет и ощутить ее эмоции. Но вокруг было полно людей, а нырять в омут чувств целой толпы — слишком опасно. Я всегда это терпеть не мог. Со всеми другими — терпеть не мог… А с ней… Дурман. Как есть — дурман.

Что Иви так желала увидеть в Миражах? А может… кого?

Злость снова обожгла бездновым пеклом.

В дом я вернулся уже за полночь — продрогший под мелким моросящим дождем, протрезвевший, но по-прежнему злой. Я мечтал найти поганую тварь, чтобы как следует поразмяться с идарами, но тварь приказано взять живой. Да и Вестхольд обрадовал лишь пустыми коридорами, камнями и настороженными дозорными. Отряды усилили, посты выставили на каждом углу, но пока безрезультатно.

И это тоже злило.

В гостиной тлел камин, отдавая мягкое тепло. Я швырнул куртку на кресло, разулся и пошел наверх.

Задержался возле комнаты сестры.

Шагнул дальше и тут уловил вскрик. Почти неразличимый, задушенный. Если бы я не вслушивался так внимательно в тишину дома, я бы его пропустил.

Вранье… очередная игра. Пройди мимо, Стит. Не вздумай ей снова поверить.

Я толкнул дверь.

Узкая полоса лунного света рассекала комнату надвое. С одной стороны — кровать, с другой — все остальное.

И снова тихий возглас-вздох. Приглушенный плач.

Я медленно накрыл рукой браслет. Если Ардена притворяется, я просто ее придушу. Придушу и со спокойной совестью отправлюсь спать.

Расстегнул застежку.

Мерзкий запах ужаса, страха, боли. Они обрушились на меня камнепадом, выбивая дыхание и ломая кости, лишая воли и разума! Рванул к кровати, сгреб Иви, прижал к себе. Она жалко дернулась, всхлипнула, обвила руками. Я потянул одеяло, накрывая нас обоих.

— Все хорошо… все хорошо, Иви. Я здесь. Не бойся…

Она не понимала. Ее трясло. Ужас кошмара не отпускал, словно имел над ней какую-то запредельную и необъяснимую власть. Она не просыпалась. Странный кошмар… Я прижал девушку крепче, погладил растрепанные волосы, потом — узкую спину. Обрисовал ладонью округлое плечо, коснулся шеи. Сжал пальцы, ощущая ток ее крови.

— Тише… не плачь…Я здесь.

Мне хотелось закрыть ее собой. От всего. От людей, кошмаров, мира. Спрятать, если понадобится. Но сейчас я мог лишь что-то шептать.

Ее дрожь передалась мне. Или это была моя собственная? Я не знал… Голова ощущалась хмельной, несмотря на ночную прогулку. Кажется, я выпил слишком много… Тьма лишила зрения — единственного якоря, способного удержать меня от падения в пропасть. Я больше не видел знакомого лица, не видел золотых волос и зеленых глаз. Я лишь чувствовал. И так все было иначе. Бретелька ее сорочки сползла, и я вернул ее на место, ощущая, что мне не хватает воздуха. Иви дрожала, а меня поджаривало пекло. Змеево проклятье!

Попытался отстраниться, но она вцепилась в меня так, словно умрет, если я отпущу. Именно так она и чувствовала. Словно я — все, что ей нужно в этой жизни. Словно я — все.

А мне нечем дышать…

— Иви… Иви, проснись. Это лишь сон.

Иви… Знакомое и незнакомое имя. Иное имя. Иви тает на языке дождевой каплей, мимолетной, ускользающей, свежей. Ее хочется распробовать, но никак не удается. Иви хочется произносить чаще, чтобы снова ощутить вкус.

— Не уходи… — ее шепот возле моей щеки. Стиснутые на моей спине пальцы.

— Я здесь.

Липкий, слишком густой кошмар отступал. Иви приходила в себя.

Я — нет.

Я хотел, чтобы она просила меня остаться. Хотел…

Откинул голову. Ее щека прижалась к моей шее, губы — к лихорадочно бьющейся вене.

Легкая сладость ванили — успокоение и благодарность. Потребность… В моем тепле, в моей защите.

Ежевичного интереса не было. И ничего, что пахло бы желанием — тоже.

Она не испытывала ничего подобного. Она. Не испытывала.

А я…

Отвращение к себе накатило дурнотой. Боги, я пьян. Я просто невыносимо пьян, потому что, сжимая сестру в объятиях, думаю совсем о другом. Пьян? Да я болен! Свихнулся! Как я вообще могу чувствовать подобное? К ней?