Неопалимая - Маргарет Роджерсон Страница 46

– Габриеля Шантлерского, – подсказала одна из целительниц своей соседке, вопросительно вскинувшей брови.

Маргарита издала легкий вздох.

– Мне знакомо это имя, – прошептала она. – Если это тот самый Габриель, то тетя Жизель упоминала его в некоторых своих письмах. Предполагалось, что когда-нибудь он присоединится к Собранию.

Это меня удивило. Дар Зрения был настолько редок, что казалось странным услышать о двух Зрячих людях из одной и той же семьи, не говоря уже о том, чтобы они оба достигли высоких рангов в Круге.

– Как это произошло, целитель Абелард? – спросила самая младшая, Камилла. – Как умер Габриель? Никто мне не рассказывает.

– Утонул в море. Кажется, он, – тут старый целитель Абелард с минуту поколебался, – упал с крепостной стены Шантлера.

– Или его кто-то столкнул, – заметил Восставший, но я едва услышала, что он говорит; припомнила выражение лица Леандра, когда он смотрел в Севр, полагая меня утонувшей.

– Кое-кто может сказать, что клирику необходимо смиряться с невзгодами, – продолжал целитель Абелард. – Терпеть неудачи и боль. Только те, кто несет тяжкое бремя вины, способны контролировать Кающегося. Но есть причина, по которой большинство клириков не задерживаются на этом посту надолго. Ответственность сломляет их; нередко они теряют рассудок еще до выхода на покой.

– Довольно об этом. Пустословие нам не пристало, – произнесла главная целительница, на что Абелард поднял раскрытую ладонь, смиренно соглашаясь.

– Но теперь ты понимаешь, Камилла, что не стоит воспринимать все, что он говорит, на веру. В том числе и в вопросе крыс, – мягко закончил он.

Она покорно кивнула, потупив взгляд. Разговор перешел на другие темы: припасы на зиму и то, насколько их хватит, учитывая наплыв беженцев. Мгновение спустя их заглушила шумная стайка детей, с криками выбежавших во двор и играющих в игру, суть которой, похоже, заключалась в погоне друг за другом с огромной палкой наперевес.

Восставший принялся размышлять.

– Почти не спит, бодрствует в необычные часы… Похоже, что он украдкой выбирается куда-то по ночам.

Я мысленно прокрутила в голове слова старого целителя. «Тяжкое бремя вины».

– Может быть, он действительно убил своего брата. – Мне пришла в голову странная мысль. – Любопытно. А что, если он сделал это для того, чтобы завладеть реликвией Кающегося? Возможно, он не проявлял склонности к какому-либо другому виду духов. Это могла быть его единственная возможность продвинуться в Круге.

– Ох! – всхлипнула Маргарита. Я обращалась к Восставшему, но она не могла этого знать. – Он, должно быть, ужасно завидовал Габриелю, как ты думаешь? Тетя Жизель говорила о Габриеле так, словно все в Шантлере его обожали. Она даже ни разу не упомянула, что у него был младший брат. Жить вот так в чьей-то тени, оставаться незамеченным, всегда быть на втором месте…

Она отстранилась и взглянула на меня.

– Да? – решилась я, надеясь, что это верная реакция.

Но нет. Маргарита вжалась в стену, стараясь оказаться как можно дальше от меня.

– Ты ведь не со мной говорила, правда? – обвинила она. Ее испуганные глаза блестели в темноте, отражая серебристый свет, испускаемый тенями.

По позвоночнику чиркнул ледяной палец. Восставший притих и серьезно напрягся.

– Ты о чем?

– Ты все время делаешь паузы, словно слушаешь чей-то ответ. В Наймсе, в часовне – ты спорила с ним. – Ее голос опустился до шепота. – С Восставшим.

Я мысленно вернулась к окончанию битвы, когда Восставший попытался овладеть мной, и вздрогнула. В тот момент я была слишком растеряна, чтобы думать о том, как это выглядело для окружающих. С другой стороны, Маргарита…

– Ты была без сознания. – Тем же едва слышным шепотом она добавила: – Я слышала, как сестры говорили об этом.

Конечно, они об этом говорили. Это видели все, не только сестры. Это видела София – как я прижимала кинжал к своей груди, угрожая вонзить его между ребер. От этой мысли мне стало дурно. Я уставилась на Маргариту и не знала, что сказать.

– Ладно. Не отвечай. Ты не обязана.

Она отступила на шаг, к зернохранилищу, а затем, похоже, поняла, что в этом направлении ей не убежать. Маргарита прижалась к противоположной стене и обошла меня, что было бы забавно, если бы я так не устала от того, что она меня боится. Я наблюдала, как она уходит, потом замерла, видимо вспомнив, что я не могу самостоятельно вернуться в лазарет.

Рот ее недовольно скривился. Она вцепилась в карман, пристегнутый к поясу, словно набираясь уверенности. Я предположила, что внутри лежал ее амулет – карман был слишком мал, чтобы вместить реликвию святой Евгении.

В полумраке я различила несколько небольших ожогов на ее пальцах. Они выглядели свежими, что было странно. Вряд ли у нее находилось время помогать на кухне.

Маргарита проследила за моим взглядом.

– Я пришлю лекаря, – промолвила она и убежала.

Как только Маргарита ушла, Восставший пробудился.

– Мы не будем ее убивать, – сказала я. – Она никому не расскажет.

– Ты уверена в этом, монашка?

Его голос звучал так мягко, что у меня волосы на руках вставали дыбом. Я осознала, что понятия не имею, как он поступит, если решит, что нам действительно угрожает раскрытие. Но подозревала – что угодно, лишь бы не вернуться в свой реликварий. И наше соглашение его не остановит.

Стайка детей пробежала мимо, смеясь и крича. Никто из них не заметил меня, притаившуюся в тени. Я вспомнила, как призрачный огонь Восставшего разливался по землям монастыря, стремясь пожрать даже траву и червей в почве. Если мой контроль ослабнет, если он вырвется на свободу, не уцелеет никто и ничто.

Напряжение достигло предела, а затем ослабло. Во двор вошла сестра, с легким нетерпением оглядываясь по сторонам. Судя по всему, Маргарита сказала ей, что я потерялась по дороге в отхожее место. Наш секрет был в сохранности. Восставший расслабился, придя к тому же заключению.

Когда я вышла на свет, опираясь на стену, палка, с которой играли дети, пролетела через двор и упала на землю у моих ног. Я мгновенно оказалась втянута в ссору созданий росточком мне по пояс.

– Нет, сейчас моя очередь! – кричали ребятишки. – Палка моя!

Стоявшая в центре, я с таким же успехом могла бы стать невидимкой.

Наконец, палку схватила девочка и замахнулась на своих соперников.

– Теперь я буду Артемизией Наймской! – смело заявила она и помчалась.

Я ошеломленно смотрела, как дети убегают прочь, сражаясь за самодельный меч. Их беготня туда-сюда оказалась реконструкцией битвы при Бонсанте: один из них играл меня, другие – солдат, остальные – армию Мертвых.