Тайные хроники герцога Э - Татьяна Абалова Страница 45

– Гоната?!

Заминка стоила Ферду жизни. Обозная девка вдруг нечеловечески ловко запрыгнула на круп коня и вцепилась истопнику в волосы. С невероятной силой она оттянула его голову назад и вгрызлась в горло. Я завизжала диким голосом. Все произошло так быстро, что даже обережник, что следовал за нами в десяти шагах, не успел подлететь.

Следующим мертвецом сделался помощник истопника – казалось, вампир, напавший на него, соткался из воздуха. В панике я попыталась развернуть осла, но на меня тоже напали. Велосипедный шлем, который я еще в деревне плотно застегнула под подбородком, помешал вцепиться в волосы. Меня стащили с осла за кучу тряпья, в которую я была облачена, но она же не позволила кроволаку добраться до моей плоти.

– Замри, – рявкнул герцог, и мне в лицо хлынула дурно пахнущая кровь. Рядом со мной вертелась юлой голова, а тяжелое тело кроволака намертво придавило к земле.

Я не видела, как обережники и подоспевшие рыцари расправились с тварями: кровь покусившейся на меня была настолько ядовита, что глаза моментально заплыли, но крики боли, стоны и звон мечей навевали еще больший ужас. Я забилась под моего меланхоличного осла и молила бога, чтобы остаться живой.

Позже, когда мы с потерями отошли к мосту (герцог выковырял меня из–под осла за шкирку и посадил впереди себя), мне принесли воды, чтобы умыться, но глаза так и не открылись.

– Нужно время, – я узнала голос Збигува. – Через пару дней зрение восстановится.

Я вцепилась ему в руку, боясь, что меня оставят одну – герцогу явно было не до хрониста, я слышала, как он отдает распоряжения.

– Скажите, как такое возможно, чтобы Гоната сделалась кроволаком? Или она всегда им была?

– Нет, не была. Мы нашли прячущихся в сожженной деревне людей – они закрылись в крепком погребе. Так вот они рассказали, что Гоната ушла, а через пару дней вернулась. Сказала, что ее ограбили и избили до полусмерти, и теперь у нее нет иной дороги, как трястись со шлюхами в обозе. Ну а наутро всех ее подружек, что ахали да перевязывали несчастной раны, нашли мертвыми. Староста велел собраться в храме, мол, бог поможет спастись, а сам закрылся дома. Только деревенские не знали, что вернулась Гоната не одна, и не распознали чужаков, думая, что вместе с ними в храм вошли обозные. А наши не всех деревенских знали в лицо, вот и обманулись. Такие вот пироги, Дон. Или Дона? Уж больно голос у тебя писклявый. Когда услышал твой визг, даже не поверил, что так может кричать монах.

– А кто из наших спасся? – я перебила обережника. Пусть думает, что хочет. – Из тех, кого нашли в подвале?

– Да считай, все наши кухарки.

– И Шаманта с Волюшкой?

– Они первые. Это Шаманта смекнула, что из деревни нужно уходить, но далеко убежать не успели, спрятались в развалинах, где и обнаружили случайно погреб. Считай, сутки осаду держали. Кроволаки как ни старались, не пробились. А тут мы. Вот твари на нас и перекинулись.

– Они явились мстить за того, которого вы убили в Зохане? Уж слишком невероятное совпадение.

– Их Светлость тоже так думает. Видать, в Зохане мы потревожили гнездо. Нашли одного кроволака и решили, что задание выполнено, а оно вон как вышло…

– Куда мы теперь?

– Вы поедите в «Хромую утку», а мы остаемся. Нужно убедиться, что кроволаков больше нет. В горы они не пойдут, уж больно не любят холода. Костенеют и впадают в спячку. Значит, один им путь – сюда, к мосту.

– Боюсь, овраг их не остановит. Я видела, как Гоната с пяти метров запрыгнула на лошадь. Ее тоже покусали, да? Поэтому она сделалась кроволаком?

– Не было такого случая до сего дня, – я чувствовала, что Збигув хочет уйти, но крепко держала его за руку. Мне было страшно. – Видать, твари на самом деле жаждали мести, поэтому превратили в кроволака Гонату, чтобы через нее пробраться в деревню. И от нее же узнали, что армия ушла в горы. Иначе не сунулись бы.

– Позовите, пожалуйста, ко мне Волюшку. Или Шаманту, – рука обережника выскальзывала из моих пальцев. Наверное, он тоже был залит гнилой кровью, а, может, и ранен, а я не чувствовала и держала возле себя.

– Обязательно пришлю, Дона.

Всю дорогу до «Хромой утки» мы с подругами ехали крепко обнявшись. Тряслись в повозке, принадлежащей кухаркам. Ослик, которого никак не тронули страшные события, плелся следом. А вот телегой, в которой лежали походная кухня и печь, вместо погибшего истопника правил тот самый копейщик, что помог в горах справиться с тяжело груженой лошадью.

«А ведь я так и не узнала имени помощника Ферда».

Стресс от пережитого нападения кроволаков не отпускал, и я не знала, как помочь себе и моим несчастным подругам. Мы боялись заснуть, вздрагивали от каждого резкого звука и горько оплакивать тех, кто был дорог. Больше всего грустили по Ферду. Я рассказала Шаманте и Волюшке, как герцог выкупил у Гонаты шлем, невольно разлучив влюбленного истопника с его пассией. И как Ферд догадался, что я вовсе не монах.

– Он все переживал, что больше никогда не увидит Гонату. Вот и свиделись, – закончила я свой рассказ. Разгром великанов уже не казался таким впечатляющим. Я, конечно, поделилась переживаниями с кухарками, но утаила, как меня спас герцог. Про шерстяные носки тоже смолчала, хотя пришлось признаться, откуда взялся плащ, подбитый дорогим мехом. Мне же его дал медведь Важерд, не так ли? Считай, ни капли не соврала.

***

Я не видела герцога почти неделю. Первые два дня не могла из–за болезни глаз, зато когда прозрела, торчала у окна, высматривая на дороге его знамя. Прибывшие вместе с обозом копейщики и лучники очень скоро отправились восвояси: приехал императорский казначей и раздал «зарплату». Прощались воины с нами душевно – устроили попойку, уж больно хорош оказался заработок. «Герцог, молодец, не поскупился».

Мы с кухарками тоже себе не отказали. Как выяснилось, бражка – волшебное средство, излечивающее душевную тоску. Горячительные напитки успешно трансформируют ее в телесный недуг: ты забываешь о прежних горестях, полностью сосредотачиваясь на новых. Я только приложила банку с огуречным рассолом к губам, как скрипнула дверь. Я поморщилась. Сильно болела голова.

– Говорят, ты без меня тут бражничала? – появившийся на пороге герцог поморщился, а я стыдливо задвинула под кровать ведро, с которым рассталась только под утро.