Дом и война маркизов Короны - О'Санчес Страница 42

На площади людно, там разбились на сотни и выстроились войска маркиза: два полка и дружина. В руках у Рокари небольшой черный кожаный мешок, в мешке позвякивают именные пайзы сотников, шестьдесят серебряных и пять золотых, по числу построенных сотен. Десять преступников казнено или умерщвлено, каждый из десяти был при жизни состоятельным человеком. Но они преступили — и все имущество их: дома, подворья, сундуки, деньги, припасы — все подлежит разграблению по законам войны. Сами же дома будут сожжены и разрушены. Людям, живущим в тех домах, позволено остаться в живых, ибо они все-таки граждане Империи, но уйти — как есть, без скарба. Обманщиков и хитрецов могут казнить, и лучше бы им не рисковать…

А все десять дворов, как уже было сказано, обречены на разор и грабеж, и сейчас командующий войсками, рыцарь Рокари Бегга, своею десницей добудет по очереди все десять пайз, и десять сотен счастливчиков распределят между собою место поживы и разбегутся грабить! Рука у рыцаря в грубой латной перчатке, дабы он не мог отличить на вес и ощупь золотую «дружинную» пайзу от полковой серебряной, потому что на войне, в битве и в победном грабеже — все равны, все достойны, от простого новичка ратника до прославленного в предыдущих боях удальца дружинника. Сегодня победа легко досталась, даром досталась, но зато и не всем, а по фарту, по случайному выбору судьбы. Невелика прибыль, да и надобно поспешить использовать ее, ибо никто тебе не позволит превращать обоз в табор. На то перекупщики и существуют в каждом городе, при каждом войске поодаль следуют, чтобы избавить ратника от лишнего барахла, выкупить по дешевке и тут же перепродать втрое-вчетверо. В бою добыл — поплясал и пропил! Вот как надобно жить! Остальным в утешение — жирный военный харч и двойное походное довольствие, деньгами и имуществом. В этот раз этим посчастливилось, а в следующий — другим повезет. До зимы уже рукой подать, затишье в уделе заканчивается почти на полгода, а там столько будет походов да сражений, атак и приступов, что к весне все будут в трофеях по самую грудь. Ну, те, кто жив останется, понятное дело. Потом по очереди в отпуска и на побывку, мотать и пьянствовать без помех, потом, с пустыми карманами и гудящими головами — домой, в казармы. Уж где-где, а в уделе его светлости маркиза Короны жизнь простого ратника, принесшего пожизненную присягу, проста и обильна, можно сказать — счастливая жизнь, ты только воюй смело и умело. А если ты в отпуске или на побывке набедокурил слегка и попал под розыск или правеж местных властей — извернись и подай весточку своим, в казармы: десятский немедленно доложит сотскому, тот тысячнику, либо сразу полковнику, тот сенешалю, или сразу же его светлости… За тридевять земель примчатся и помогут, не жалея полковой или удельной казны, если на это будет законная возможность. Фальшивомонетчика, например, кто будет выручать? Или оскорбителя Их Величеств? Никто, и даже не почешутся, а драчунов, разгульников и святотатцев — да сотни раз вызволяли. Потом уже у себя наказывали полковым порядком… но зато ведь и не до смерти.

Шесть горных сотен и четыре зеленых вытянули счастливый жребий, а гордые дружинники на сей раз бородами умылись, ну и ладно, никому не жалко, они и так получают вдвое против обычных ратников.

К ночи, почти в разгар пирушки объявили сбор, войска маркиза построились и ушли, оставив за собою дым десяти пожарищ в почти не тронутом городе. Не было никакой необходимости в подобной спешке, ибо управились с мятежниками еще быстрее, чем ожидали, однако Хоггроги отдал приказ, и ни единому человеку в его окружении не пришло в голову усомниться в правильности этого приказа: «Что значит — зачем??? – Его светлость так повелел».

А просто на сердце у Хоггроги было тревожно, и ему хотелось поскорее вернуться домой, в Гнездо, прямо в опочивальне у супруги принять ванну, с закрытыми глазами отмокая в горячей воде, пока она будет рассказывать ему домашние новости, причесывать и нежным голоском корить, что он побросал одежду и латы куда придется, прямо на пол… Ах да, еще к матушке надо заехать… Ну, это уже обязательно и неотложно, вся остальная вселенная тихо обождет в углу.

Есть некое суровое милосердие в древнем удельном обычае: вдова маркиза Короны покидает Гнездо, главный замок маркизов, и до конца дней поселяется в любом другом, по своему светлейшему выбору… благо есть из чего выбирать. Чтобы воспоминания о промелькнувших днях счастливой жизни прежней не были такими яркими и кровоточащими… Хоггроги всей душой любит матушку, он и в Гнезде мог бы устроить ей жизнь со всеми возможными в этом мире удобствами, он мог бы постараться придумать так, чтобы матушка и Тури как можно реже имели повод спорить и ссориться… если уж совсем невозможно этого избежать… Но — обычай, многовековой обычай… Который — для себя додумывал Хоггроги — вполне возможно, что продлит матушкины дни на земле именно своим суровым милосердием.

На Вороньем перекрестке войска разделились: оба полка, ведомые сенешалем Марони Горто, двинулись дальше, домой, чтобы уже к полудню следующего дня добраться до казарм, а Хоггроги, во главе собственной дружины, сопровождаемый сенешалем Рокари Бегга, повернул направо, к старинному замку Ручейки, где теперь жила его матушка.

В этих краях даже осенний рассвет уютен и мил, солнце за облаками только угадывается, а воздух мягкий, чуть прелый, но все равно ароматный. Папоротники вдоль дороги после первого же инея ночного пожухли и полегли, а деревья все в листве: жесткие ветры в эту долину почти не долетают, и леса до самой зимы стоят неободранные. С одного края долины холодные ключи бьют из под земли, а с противоположной, с западной, — горячие, с резким запахом, они даже в лютые зимы не замерзают. Жрецы разных храмов лет сто меж собою спорили, пока наконец к общему мнению не пришли: воды тех горячих ключей — целебные. На питье и приготовление пищи не годятся, но помогают от нарывов и чесотки. Долина маленькая, приветливая, посреди ее пригорок, на пригорке замок. Вокруг замка ров, подъемный мост через него, как и положено, да нет воды в том рву и надобности в воде никакой, потому что замок стоит вдалеке от границ и опасных мест, а с тех пор как туда матушка переселилась, Хоггроги выставил у долины кольцо из заград, на всякий случай, чтобы спокойнее ему жилось…

Нет, ну это же надо! Ну никак ему матушку не перехитрить! И подъехал с рассветом, и не предупреждал, и не позволил гонцам с заградных позиций весть в замок доставить!.. И подъемный мост уж опускается со скрипом, и ворота уже настежь — еще подъехать не успел!

Дружина оставлена в поле, сотник первой сотни Пакай Рыжий назначен старшим над всеми, а Хоггроги, Рокари и личная охрана маркиза втянулись в узкие крепостные ворота.

Ну, все точно: посреди двора матушка стоит, глаза у нее красные, да не спросонок, а от слез радости. Зато вся свита ее… Стоят, качаются, еще и сейчас глаза не продрали.

Хоггроги легким прыжком слетел с седла, подбежал к матери и за два полных шага от нее припал на одно колено, касаясь перчаткой земли, как перед государыней императрицей. Все по столичному придворному этикету делает сын, а у самого рот до ушей.

— О, мой дорогой!

— Матушка!

— Что же ты меня смущаешь, друг мой, ведь я не государыня. Лучше бы обнял сразу.