Багорт. Том 2 - Анастасия Суворова Страница 41

— Еще парочка таких промахов и тебе в конец мозги вышибут, а твоя Омелла найдет себе мужа посообразительней, — подшучивал над другом Ян.

Но парень отмахивался, утверждая, будто русалки редко разводятся, а мозгов у него еще на пару месяцев хватит. А там глядишь, он чему-нибудь и научиться.

Так проходили дни. Ян мужал, все уверенней утверждался в статусе Сагорта, привлекал внимание, в особенности женское. Поначалу он его и не замечал вовсе, те девицы, что в замке жили, свой интерес проявляли деликатно, сдержанно, не в пример Ждане. Торговка так одолевала парня своими визитами, что он, в конце концов, стал от нее прятаться. Единственное, что его в этой ситуации забавляло — так это Деина ревность.

Однажды она наведалась в к нему в башню и столкнулась с Жадной. Девушка смирно сидела в уголке и помогала Яну привязывать письма к птичьим лапкам. Любила она эту незатейливую работу, которая позволяла ей побыть рядом с любимым, бросая на него украдкой косые взгляды. Сидела Ждана тихонечко и Яну не мешала, к тому же своими шустрыми девичьими пальчиками она делала эту работу быстрее Сагорта, потому Ян ее и не гнал, хотя понимал, что не честно это.

Так вот однажды, когда Ждана уже заканчивала работу и собиралась уходить, как обычно без стука и предварительных шорохов (умела Дея ходить тихо как тень), вошла его возлюбленная и, усмотрев в их тихой идиллии, нечто романтическое, одним лишь только взглядом взбаламутила все пространство кабинета. Ждана не говоря ни слова, выпорхнула из башни, и еще неделю не показывалась. Дея же молча, посмотрела на Яна, злобно сощурила глаза и удалилась с гордо поднятой головой. Ян ее потом конечно догнал и долго оправдывался, но прежде нахохотался вволю.

После этого случая пошел о Госпоже Синего леса недобрый слух — будто бы она собака на сене, прибравшая двух самых видных молодцев. По Владу-то не больно кручинились, хоть и видный он был, а все ж трудный больно. Местные девицы знали, что каши с таким не сваришь, только сердце потреплешь и вся радость. А вот за Яна у них на Дею обида была. Молодых злость, да зависть брала, старухи сетовали на то, что связала этакого ладного да складного молодца судьба с непутевой самодуркой. Что, мол, пропадет он с ней, а мог бы простой да порядочной девушке достаться, кабы не краля эта. Думать они так думали, но распространять свои мысли за пределы семьи не спешили. Все ж таки Госпожа Синего леса как-никак — лицо во всех отношениях почитаемое (должно быть). Так или иначе, а слухи, что вода — дырочку найдут. Об отношениях Яна и Деи, они ходили разные, но достоверности в них было мало.

— Госпожа-то наша новая слыхал, че удумала? — подслушал раз Ян, разговор двух пастухов. — Новый закон протолкать хочет — чтоб бабам по два мужа иметь дозволялось.

— Ты такие разговоры-то вести не моги! — испуганно зашипели ему в ответ. — Знаешь, как нашу новую Госпожу Вайес жалует? То-то. А если Сагорт молодой прознает, что ты как баба сплетни развозишь, язык те вырвет и без соли своей душеньки скормит. Глупости это! Они с Яном брат с сестрой, а Влад за ней таскается известно почему.

— Почему?

— Да потому, что все пред ним как снег мартовский мокнут, а она, иш ты, нос воротит. Вот он и вскобелился паскуда.

— Да ты нашего мраморного таким горячечным видел когда? — не унимался первый. — Он же, как пес кидается, ежели про нее кто не так подумает.

— Нешто, как заполучит ее, так и обмерзнет весь, как раньше был сделается.

— Баба моя слыхивала, что уж и заполучил, от того и бешеный такой. Волшебство сказывают, в ней особенное есть — ежели она кого к телу свому сахарному допустит, считай, что все — пропал человек.

— Куда пропал?

— Ну, вроде как прилип к ней намертво, про других баб, и думать не могет. Во какая — рыба-голубая!

— Ты, Зов, хуже бабы, чесно слово — брешешь и не краснеешь.

Дальше Ян слушать не стал. Пошел в «Пьяного быка» и надрался до букашек в глазах. Хотел смыть неприятный осадок, не вышло. Понимал он, конечно, что народ гнилой везде встречается и сплетни — это его излюбленное развлечение. Врали обо всех мало-мальски значимых людях, плохих, хороших — неважно. Даже о Боремире слух один недобрый ходил, будто он по девкам ходок знатный, да больно зажимистый и грубый. Берет, дескать, любую не спросясь. Однажды будто бы жену гончара к рукам прибрал, а когда за нее муж вступился, пришиб. Враки, конечно, не мог он, глава самой ополы ведь, первый воин в Мрамгоре.

В общем, знал Ян про то, что люди ерунду всякую болтать большие молодцы, но не давал ему покоя один вопрос. Откуда они прознали, что Дея и впрямь будто сахарная и, что после нее все остальные девицы молью блеклой кажутся?

Пил Ян горько, в одиночку. Толи ответ на терзавший вопрос найти хотел, толи голову потушить, чтоб не выдавала вообще никаких мыслей. Чтобы пусто в ней было как в старых замковых подвалах. Да так упился, что и не помнил, как до комнат своих добрался. А на следующий день маялся от похмелья, даже тренировку в задруге хотел прогулять, больным прикинуться, но все же пошел, себе на горе. Сломали ему на той тренировке руку. А какой он к бесам Сагорт с одной рукой?!

Горий утешал, что перелом не самый каверзный, недели за три срастется, а пока Ян теорию наверстает и левую руку потренирует.

— Какой же ты задружник, если только правой биться можешь, — говорил лекарь, помешивая в мисочке белый, вязкий раствор. — А что письма писать не можешь — не беда. Мы помощничка пришлем, давно тебя пора от этой рутины освободить. Есть у тебя кто на примете? — спросил он и ехидно так подмигнул, чем Яна крайне удивил.

«Надо же, серьезный человек, а тоже сплетнями не брезгует», — подумал Ян, но вслух сказал, — есть, парнишка один, Молчаном зовут. Целыми днями в библиотеке просиживает. Говорят, работать хочет, аж не может.

Горий вопросительно на парня посмотрел, поулыбался и пообещал добыть ему ценного помощника к завтрашнему же утру.

Думал Ян, что с подручным ему как-то вольготней станет, что сможет к Деи почаще наведываться, но ошибся. Бумажную-то работу за него и впрямь Молчан почти всю делал (парень оказался на редкость способный и Яну страшно благодарный за такое продвижение), но свободного времени не прибавилось. Те часы, что он на корреспонденцию тратил, теперь полагалось проводить в библиотеке. Тоил назначил ему экзамен, и Ян как заправский студент строчил шпаргалки на маленьких клочках пергамента. На тренировках его, как и прежде гоняли по три часа, разве что щадили — новичков подсовывали, и Ян довольно быстро научился от них левой отбиваться. К тому же на обычную гигиену тратилось непозволительно много времени, а еще девушки и их назойливые мамаши в трапезных сильно докучали. Каждая считала своим долгом, чуть не с ложечки накормить доблестного воина, претерпевающего такие муки ради их спокойствия и блага. Мамаши таскали на его стол тарелки и кружки, ненароком подсаживая к нему своих дочерей.

— Моя Светислава, такая скромная и заботлива девочка, — лепетала какая-нибудь старуха, толкая свое чадо с подносом к столику Яна. — Она считает своим долгом, облегчить ваши временные неудобства.