Принцесса-Невеста - Уильям Голдман Страница 33

– Твою смерть я посвящаю моему отцу, – сказал Иньиго. – Начнем.

И они начали.

Бой, конечно, вышел неравный. Не прошло и минуты, Иньиго был обезоружен. Но первые секунд пятнадцать вельможа нервничал. Его успели посетить диковинные мысли. Потому что гений Иньиго был очевиден даже в десять лет.

Обезоруженный Иньиго стоял очень прямо. Ни слова не молвил, ни о чем не просил.

– Я тебя не убью, – сказал вельможа. – Ты талантлив и храбр. Но еще ты плохо воспитан, и это доведет тебя до беды, если не побережешься. Так что я тебе помогу – будешь жить с напоминанием о том, что от дурных манер следует избавляться. – И затем блеснул клинок. Дважды.

По лицу Иньиго потекла кровь. Два кровавых ручья лились по щекам, со лба до подбородка. Все очевидцы понимали, что мальчик изуродован на всю жизнь.

Падать Иньиго не желал. Перед глазами закружила белая муть, но он держался на ногах. Кровь все лилась. Вельможа вложил свой клинок в ножны, снова сел на лошадь и уехал.

Лишь тогда Иньиго погрузился во тьму.

Очнувшись, он увидел лицо Есте.

– Я проиграл, – шепнул Иньиго. – Я его подвел.

– Спи, – только и смог сказать оружейник.

Иньиго уснул. Спустя сутки прекратилось кровотечение, спустя неделю отступила боль. Они похоронили Доминго, затем Иньиго в первый и последний раз покинул Арабеллу. Забинтовав лицо, он сел в карету с Есте и направился в Мадрид; там он жил у Есте, слушался Есте. Спустя месяц повязку сняли, но шрамы багровели по-прежнему. Со временем слегка побледнели, но навеки остались самой яркой чертой Иньиго – длинные параллельные рубцы от висков до подбородка. Есте растил мальчика два года.

Затем как-то утром Иньиго исчез. Вместо себя оставил лишь три слова: «Я должен учиться» – булавкой приколол к подушке записку.

Учиться? Чему учиться? Что такое за пределами Мадрида потребно зазубрить ребенку? Есте пожал плечами и вздохнул. Уму непостижимо. Этих нынешних детей не поймешь. Все так быстро меняется, молодежь совсем другая. Непостижимая, уму непостижимо, жизнь непостижима, мир непостижим, что ни возьми, Есте все теперь непостижимо. Он толстяк, он кует оружие. Хоть это он постигал.

Он ковал оружие, толстел, летели годы. Талия его ширилась, а с нею и слава. Люди стекались к нему со всего света, выпрашивали клинки, и Есте удвоил цену, ибо не желал корпеть помногу, старел, но как только он удвоил цену, как только весть об этом просочилась от герцога к принцу, а затем и к королю, все лишь отчаяннее возжаждали его услуг. Теперь заказчики дожидались шпаг по два года, очереди королевских особ не было видно конца, Есте утомился, опять удвоил цену, а когда и это не остудило их пыла, утроил дважды удвоенную цену, стал брать лишь авансом и самоцветами, а ожидание растянул на три года, но их ничто не останавливало. Все желали оружия Есте, и больше ничего, и хотя лучшие его работы сильно недотягивали до прежних (Доминго-то его больше не выручал), глупые богачи и ухом не вели. Они хотели, чтоб Есте ковал им оружие, и наперегонки тащили ему самоцветы.

Есте сильно разбогател.

И очень сильно растолстел.

Он раздулся с головы до ног. Он единственный в Мадриде страдал от ожирения больших пальцев. Одевался он по часу, по часу завтракал, жизнь текла медленно.

Но он все еще умел ковать мечи и шпаги. А люди их вожделели.

– Простите, – сказал он молодому испанцу, который заявился к нему в одно прекрасное утро. – Теперь ждать нужно четыре года, а назвать цену неловко даже мне. Закажите клинок кому другому.

– Клинок у меня уже есть, – отвечал испанец.

И бросил на верстак шестиперстовую шпагу.

Ах, как они с Есте обнимались.

– Больше никогда не уезжай, – сказал Есте. – В одиночестве я переедаю.

– Я не могу остаться, – ответил Иньиго. – Я приехал к тебе с вопросом. Как ты знаешь, десять лет я учился. Теперь ответь мне, готов ли я.

– Готов? К чему готов? Чему ты такому учился?

– Искусству меча и шпаги.

– Что за бред, – сказал Есте. – Ты угрохал десять лет, чтобы просто научиться фехтовать?

– Нет, не просто научиться фехтовать, – ответил Иньиго. – Я еще много чего делал.

– Рассказывай.

– Ну, – начал Иньиго, – десять лет – это у нас сколько? Примерно три тысячи шестьсот дней. А это у нас – я один раз подсчитал и запомнил – примерно восемьдесят шесть тысяч часов. В общем, я непременно спал каждую ночь по четыре часа. Сразу минус четырнадцать тысяч часов – надо отчитаться где-то за семьдесят две тысячи.

– Ты спал. Я понял. Дальше что?

– Ну, давил камни.

– Прости, меня иногда подводит слух. Мне почудилось, ты сказал, что давил камни.

– Укреплял запястья. Чтобы орудовать шпагой. Камни с яблоко. Такого размера. Часа два в день сжимал их в руках. И еще часа два прыгал, увертывался и бегал, чтобы ноги умели встать как надо и я наносил удар как полагается. Еще четырнадцать тысяч часов. Осталось пятьдесят восемь тысяч. Еще по два часа я носился как ветер, чтобы ноги стали не только быстрые, но и сильные. Остается где-то пятьдесят тысяч.

Есте вгляделся в юношу. Тонкий, как клинок, шести футов росту, прямой, как молодое деревце, глаза блестят, натянут как струна; даже не двигаясь, он был стремителен, словно гончая.

– А эти пятьдесят тысяч часов… Ты учился искусству меча и шпаги?

Иньиго кивнул.

– Где?

– Где находил учителя. В Венеции, в Брюгге, в Будапеште.

– А я не мог поучить тебя здесь?

– Мог. Но ты меня любишь. Ты бы не был безжалостен. Ты бы говорил: «Отличный поединок, Иньиго, на сегодня достаточно; пошли ужинать».

– Это на меня похоже, – согласился Есте. – Но зачем? Почему ты угробил на это столько лет?

– Потому что не могу снова его подвести.

– Кого?

– Отца. Я учился все эти годы, чтобы разыскать шестипалого вельможу и убить на поединке. Но он мастер, Есте. Он сам говорил, и я видел, как его шпага пронзила Доминго. Мне нельзя проиграть, и поэтому я приехал к тебе. Ты понимаешь в фехтовании и фехтовальщиках. Не лги мне. Я готов? Если ты скажешь «да», я переверну весь мир, но отыщу его. Если скажешь «нет», я стану готовиться еще десять лет, а потом, если надо, и еще десять.

И они вышли на двор. Близился полдень. Жара. Есте устроил кресло в тени, а свои телеса в кресле. Иньиго ждал на солнце.

– Нам не нужно испытывать твою целеустремленность, и нам известно, что у тебя есть все резоны нанести смертельный удар, – сказал Есте. – Нам надо испытать только знания, проворство и выносливость. Для этого противник не нужен. Враг – всегда в сердце. Вообрази его.

Иньиго обнажил шпагу.