Гиперборейская чума - Михаил Успенский Страница 33

Он пытался считать про себя, но обнаружил, что забыл нужные цифры. Что должно быть между 4 и 5? И что идет после 7?..

Вдруг тяжесть вся исчезла и сменилась страшными толчками и подскоками.

Потом раздался скрежет.

Потом слетел тент…

Терешков медленно приходил в себя. Рядом стонал и ругался Марков. Было довольно светло, но при этом совершенно ничего не видно.

Как в тумане.

Да это и был туман! Простой деревенский туман, пахнущий мокрой разрытой землей…

– Как ты? – услышал Терешков голос товарища.

– Железно… – отозвался и не узнал себя.

– А меня будто кони топтали…

– Гуси топчут, – сказал Терешков, разом мстя за многие обидные насмешки. – А кони кроют.

Но Марков, наверное, не понял, что ему отомстили.

Они приподнялись, кряхтя. Клетка стояла косо, но все же как надо – то есть на днище. Непослушными пальцами Терешков отстегнул ремень. Выпрямился. Встал.

Все еще покачивало. Как в лодке.

– Как ты думаешь – получилось? – спросил Марков робко.

Марков – робко!

– Если бы не получилось, то разве мы были бы сейчас одни? Все сбежались бы, чтобы нас осмотреть и успокоить.

– Верно…

– Командуй, командир, – сказал Терешков. – Выходим ли мы на грунт сразу или же когда рассеется окружающий нас туман?

– Не знаю, как ты, – сказал Марков, – а я чувствую прежде всего легкий голод и несусветную жажду.

– А вот что интересно, – сказал Терешков. – Если мы съедим что-то здешнее, оно из нас вывалится при нашем возвращении или останется в животе?

– И это тоже мы должны будем проверить. А пока – где наши хлеб и мясо для первой закуски? Потому что без грубых физических сил мы не будем способны к работе.

– А как оно будет вываливаться?

– Не заставляй читать тебе лекцию о телесном устройстве организма.

– Ладно. Вот наше мясо, соленые огурцы, хлеб. Бутыль с клюквенным морсом. Но я чувствую, что не проглочу ни крошки. Пока не узнаю, где мы.

Марков молча взял провиант, развернул вощеную бумагу, расстелил розовое тонкое мясо на хлеб, сверху уложил помятые ломтики огурца. Впился зубами.

И – со странностью в глазах отстранился.

Потянулся к морсу. Глотнул очень осторожно, растирая языком по небу.

– Попробуй-ка, – протянул Терешкову надъеденный бутерброд и надпитую бутылку.

Морщась, Терешков куснул. Глотнул. И еда, и питье вкуса не имели вовсе.

– Странно…

– Знаешь, Терешков, а ведь это значит, что что-то произошло! Наверное, удалось! Наверное, мы действительно в будущем…

Терешков вдруг почувствовал, что у него затряслись руки. Он завернул недоеденный бутерброд в бумагу и сунул его в карман. Потом потянулся к барашкам, запирающим дверь.

Марков молчал.

Терешков откинул решетку и, не останавливая движения тела, спрыгнул на землю.

Земля была рыхлая и мягкая. Из нее часто-часто торчали пучки круглых листьев.

Клетка стояла на картофельном поле, и картошка уже давно взошла!

Июнь!

– Командир, – Терешков выпрямился. – Удалось. Удалось! Мы – там.

А через несколько секунд где-то совсем рядом заголосили птицы…

Рассвет застал испытателей за необходимым делом: установкой клетки на колеса. Нежелательно, чтобы посторонний взгляд коснулся секретнейшей из машин. К счастью, маленькая, но густая рощица ждала неподалеку.

Оставив пока на поле тяжелые мотоциклетки, Марков и Терешков уперлись руками в прутья, ногами взрыли мягкую землю – и покатили-покатили-покатили клетку к роще! Клетка бежала легко, без мотоциклеток весу в ней почти и не осталось – ну, пять пудов разве что. Ну, шесть.

В роще, такой чистенькой и нарядной снаружи, было все замусорено. Валялись большие ржавые банки, витки проволоки, детали каких-то машин. С клетки снова сняли колеса, Марков затянул и законтрил временной тормоз, отключил батарею. Машина времени теперь стала просто мертвым железом. Забрали баулы и заплечные мешки, и Терешков запер дверь на секретный стальной замок.

Испытатели переглянулись. Каждый мысленно проверял другого: не забылось ли чего. Но нет, ничего не забылось.

– Газета, – вдруг тихо вскрикнул Марков. – Видишь?

Под кустом лежал серый клок бумаги с крошечными буквами. По нему прошлись дожди.

Терешков присел рядом с бумагой, осторожно, двумя пальцами, попытался приподнять листок. Тот расползся.

– Нет, это не газета, командир. Или просто очень старая.

– Или они тут бумагу разучились делать…

Терешков обтер пальцы о листья, встал.

– Поедем, командир?

– Поедем… Терешков, ты себя нормально чувствуешь?

– Вроде бы.

– А я – будто свекольного самогону глотнул…

– Так я и говорю – нормально.

Срубив несколько кустов, забросали ветвями клетку. Оценили работу на «посредственно», махнули рукой и пошли нетерпеливо к мотоциклеткам. Туман рассеивался.

Терешков как бывший военлет обязан был работать с компасом и планкартой. На чистом листе он поставил первую точку.

Мотоциклетки – за рога, и покатили по пахоте.

А вот и плотно укатанная грунтовая дорога. Ведет строго на юг.

Счетчики пути поставлены на ноль.

– Ну, Терешков…

– Ну, командир…

Две ноги дружно ударили по рычагам стартеров. Чих-чих-чих-пфф! – сказали оба недавно опробованных и замечательно отрегулированных мотора.

Чих-чих-чих-пфф!

Чих-чих-чих-чих-пфф…

Что за притча?

Взболтало бензин в баках? Пузырьками заткнуты карбюраторы?

Продули.

Чих-чих-чих-пфф…

– А бензин ли это? Командир, он не пахнет ничем!..

– И мясо без вкуса…

Они одинаковым движением почесали: Марков – лоб, Терешков – затылок. Шлемы давно сброшены: жарко.

– А ну…

Ложным бензином намочен кусочек ветоши. Чирк спичкой… чирк! Чирк!

Нет ни огня, ни дыма, ни вони серной.

– И спички туда же…

Но Терешков не сдается. Вывернул свечу.

– Крутни стартер.

Тр-р-р-р-р-р! – целый сноп искр.

Поднес к свече ветошь.

– Крути.

Тр-р-р-р-р!