Тамплиер. На Святой Руси - Юрий Корчевский Страница 32

Молодица уточнила.

– Любовное письмо можешь?

– Запросто. Садись. Кому писать-то?

– Васисуалию.

Саша подивился именем, но перо в руку взял. Молодица диктовать стала.

– Милый друг Васисуалий! К тебе с приветом Агриппина. Желаю сообщить, что жива и здорова, чего и тебе желаю.

Молодица замолкла.

– А что дальше-то?

– Не знаю, – растерялась молодица. – Ты что-нибудь придумай.

– Ты с ним целовалась ли?

– Было! – зарделась молодица.

– Ну, тогда так. Каждый день вспоминаю твои уста сахарные да руки сильные. По нраву?

– Я бы лучше не придумала.

Саша припомнил многое из восточных сказок, переложил попонятнее и применительно ко времени. Зачитал послание. Молодица восхитилась.

– Красиво придумал, ажно слеза прошибает.

И денгу отдала. Когда она вышла, Саша монету подбросил, поймал ловко. С почином! Несколько дней заходили по одному-два человека. А потом девицы стали захаживать разного возраста. Саша подумал – с подачи Агриппины. Небось похвасталась письмом, а девкам тоже захотелось, чтобы красиво и заковыристо было. Через две седмицы уже каждый день по пять монет имел. Аренда лавки, тушь и бумага окупаться стали. А ещё через две седмицы в первый раз десять медях заработал. Удача привалила. Никакого риска, сиди да пиши. А ополченец в походе головой рисковал за одну денгу в день. Несправедлива жизнь. На радостях от выручки купил пять фунтов копчёной белорыбицы, как осетра называли, да пирог капустный, с угощением в избу к Афанасию пришёл. Парень каждый день до сумерек работал, постройка амбара уже к концу шла, осталось крышу накрыть деревянными плашками. Афанасий усталый пришёл, весь день на морозе, да брёвна ворочал и топором махал. А в избе уже тепло, печь гудит, на столе пирог и рыба, в печи котёл паром исходит и булькает – то греча варится.

Славный ужин получился, оба наелись от пуза. Потом Афанасий спросил:

– По какому поводу праздник?

– Нет праздника. Просто сегодня десять монет заработал, решил отметить.

– Изрядно! Тебе хорошо, ты грамотный.

– Давай тебя научу.

– Как закончу амбар, обязательно. Сейчас спать хочу, сил нет.

– Давай спать. Лошадей я накормил, напоил.

Задули лучину, спать легли. На душе покойно, всё же нашёл Саша дело, которое прокормит. Да рано успокоился. Днём отработал, выручка меньше была, чем вчера, но четыре денги на дороге не валяются. А когда с торга вышел, встретили его трое писарей. Что писари, сразу узнал, пальцы в чернилах и туши, а у одного на поясе в суконном чехле чернильница болтается.

– Не отбивал бы ты, паря, у нас людей, – с угрозой подступил один.

– Я сам по себе, никого не отбиваю, – попытался уладить миром надвигающуюся ссору Саша.

– Как же! Лавку снял, девок переманил! – пробубнил другой. – Смотри, побьём!

– Это вы-то? – изумился Саша. Ну, давайте, кто первый?

С больной рукой драться плохо, но уступать он не привык, руководствовался девизом – «Кто не сдаётся, тот побеждает». Самый рослый и смелый вперёд вышел, рукой сильно Сашу в грудь толкнул. Ещё не удар, толчок. Саша ответил тем же, толкнул и ногу подставил. Писарь на спину упал. Э, не боец он, в сече не бывал, а похоже – и не в кулачном бою, что на Масленице широкой бывают, стенка на стенку. Писари жёсткого ответа не ожидали, думали – испугается Саша. Кинулись все трое разом. А только опыта нет, кулаками размахивают, друг другу мешают. Александр одного хуком справа в нокдаун отправил, другому в солнечное сплетение врезал. Армяк удар смягчил, но писарь согнулся от боли, зашипел. Третий сразу отскочил, заблажил.

– Приведу сродственников завтра, юшкой кровавой умоешься!

– Веди! Насмерть всех положу!

Писари, поддерживая друг друга и злобно поглядывая на Сашу, удалились. Хм, надо же, за место под солнцем ещё бороться надо. Но утром следующего дня, памятуя об угрозах, взял с собой боевой нож. Правда, подвесил его под тулуп, чтобы в глаза не бросался. Как часто бывает, угрозы оказались пустыми. Никто его не встретил на обратном пути и впредь нападений не было. Видимо, урок пошёл впрок. Саша тоже выводы сделал, без ножа не ходил.

Через неделю после стычки с писарями Афанасий удивил. Вечером пришёл с девкой, в плохонькой одежонке, худющей.

– С нами жить будет, односельчанка моя. На паперти стояла, нищенствовала, чтобы с голоду не помереть.

А полатей две, как матрацев и подушек. Афанасий не говорил ничего, но Саша сам всё понял – лишний он тут. Молча собрал вещи, коня оседлал. Афанасий не удерживал, смотрел молча. Саша не в обиде был, изба Афанасия, он хозяин, волен поступать, как хочет. Попрощались сухо, не как прежде приходилось. Саша снова на постоялый двор, не привыкать. Тем более деньги позволяли уже. Да и Афанасий как плотничать стал и сам деньги зарабатывать, отдалился. Но долг за избу и покупки домашней утвари не отдал.

Лошадь в конюшню, сам в трапезную, поужинал мясным холодцом, да с ядрёной горчицей, да под пиво. В одиночестве тоже есть своя прелесть, не надо согласовывать желания. Выспался и на торг. А по торгу мужики ходят, у скопления народа останавливаются, говорят что-то. Саше интересно стало, лавчонку свою запер, всё равно клиентов с утра нет, подошёл послушать. О, как занятно! Вербовщики снова охочих людей склоняют в ополчение, на Выборг идти. Вещают – войско подойдёт из Смоленска, крепость шведскую, незаконно построенную, возьмут. Дескать, зима, реки и залив замёрзли, к шведам продовольствие не подвезут и помощь не подойдёт, корабли-то не плавают. Некоторые соглашались, другие уходили сразу. Дело добровольное, никого не принуждают. Саша в лавку вернулся. Две денги в день он по-всякому пером заработает, без риска, не голодая и не замерзая. Недавний неудачный поход ещё из памяти не выветрился. Ну, Афанасий избу купил, подфартило. А Саша что поимел? Ни славы, ни почёта, ни денег. Подумал даже – Афоня деловитее его оказался. Худо-бедно, а своя изба есть. А дом – это якорь, место, куда возвращаются из ближних и дальних походов для отдохновения и зализывания ран. А Саша до сих пор бездомный, как нищий, как пёс шелудивый. А ведь есть денежки, причём золотом, да зарыты вместе с мечом и колье в коробочке недалеко от Владимира. Только не след туда соваться. Во-первых, земля мёрзлая, чем её долбить? Во-вторых, враги его во Владимире обретаются, да не один. Главный – Егор! Ранен Александром был и теперь наверняка спит и видит, как бы отомстить. А другой – десятник Пафнутий. У того ничего личного, но наверняка боярин Щепкин науськивает. И доведись до княжьего суда, кончится плохо. Князь злопамятен, мстителен. А уж боярин и Егор наверняка в уши Городецкому надудели, что есть-де такая вражина, по которой палач соскучился. Впрочем, на Руси палача катом называли. И попасть в руки этих молодчиков очень нежелательно.

Новгород от Владимира далеко, и самостоятелен город, поэтому можно жить, не опасаясь. Ближе к полудню клиенты потянулись. Сперва мужик, челобитную написать на соседа, дескать, кур потравил.