Мефодий Буслаев. Ожерелье дриады - Дмитрий Емец Страница 29

– А как ее уговорили? Она что-то попросилавзамен? – уточнила она.

В щеках Шмыгалки пробуравились язвительные ямочки.

– Ее угофаривал Ратувог! Подробностей не знаю, но онполучил взыскание! Он офень, офень горяфий!.. Сафтра ты, Эссиорх и Корнелийотпрафляетесь на поиски! На фсякий случай Фроил посылает еще фалькирийсплафляться по реке… Фам тоже придется сплафляться. Ф лесах фы савязнете, алететь апфолютно песфолезно. Сверху ее не найти.

– С нами будут валькирии? – напряглась Дафна, сужасом представляя шумную толпу воительниц и их оруженосцев.

– О нет! Отфельно! – успокоила ее Шмыгалка. –И ефе об одном нам надо поговорить! Я вижу, ты уже фришла в себя и готова меняслуфать! Но фрежде погоди мифутку, я разферну трамвай! А то мы залетели ужечуть ли не в Смоленск!

Эльза Керкинитида близоруко всмотрелась в фиолетовые тучи иединственной властной маголодией развернула звякнувший вагон. Дафна в очереднойраз впечатлилась, сколько умной силы в ее руках. А ведь внешне руки Шмыгалкимало впечатляли. Тонкие запястья, пухловатые пальцы, розовые ногти с белымиполукружьями; мягкие, слабо-морковного цвета подушечки ладоней.

Надо признать, с торможением и разворотом Эльза Керкинитидапереборщила, и Депресняк, сорвавшийся с плеча у Дафны, размазался по стеклуводительской кабины.

– Я понимаю твое шелание обфатить на себя мое внимания,фружок! Но ты закрываешь мне обзор! – заявила Шмыгалка, решительно сметаякота в сторону.

– Вы хотели поговорить, – напомнила Даф.

Отчего-то от этого «поговорить» ей было не по себе, а разтак, то чем скорее, тем лучше.

Шмыгалка сдернула с носа очки и принялась нервно протиратьих шелковым шарфом. Это был недобрый знак. Даф знала, что без очков Шмыгалкаслепа как крот. Очки же Эльза Керкинитида снимала обычно, когда не желалавидеть лица собеседника, словно давая ему возможность спрятаться.

– Луфте, наверное, сразу ф лоб… Это по поводу Мефодия.Твое чувство к нему давно не чувство хранителя к тому, кого он опекает.Возможно, ты фюбишь этого фюношу, но не так, как нужно. Если и дальше будет такпродолжаться, ты фтанешь офычной тевушкой! Человеком! Путешь фсрослеть, старетьи наконец фумрешь…

– Это потому, что темнеют перья? – набравшисьхрабрости, озвучила Дафна свой самый большой страх.

На Шмыгалку это признание не произвело впечатления.Возможно, она знала об этом. Возможно, догадывалась.

– Ферья на фрыльях! Если фрыльев не станет, то итемнеть пудет нечему! Если нет фрыльев, не помогут и тысяча учебников по теорииполета! – фыркнула она.

– У меня есть крылья! – поправила Даф.

– Пока есть, но ты их сама себе отпиливаешь фобзиком!Запомни, филочка моя, пывшие художники, пывшие стражи и отставные кенералыфуществуют только в собственном фоображении! Пока ты светел и ясен – ты страж,но стоит тебе расслабиться или отяжелеть земными фристрастиями – ты никто.Птица с ощипанными крыльями падает камнем вниз. И не важно, кем она была пятьминут назад – фурицей или орлом! Если когда-нибудь свет оставит меня, я не будуЭльза Керкинитида Флора Цахес! Я фуду фустое место. Даже меньше, чем фустоеместо, потому что в фустоте все же есть хоть что-то обнадеживающее. Хотя бывозможность, что кто-то туда когда-то придет!

Даф слушала ее и не слышала. Теорию она в данный моментвоспринимала плохо.

– Это вас Троил просил мне сказать? – недоверчивоуточнила она.

От прямого ответа Шмыгалка ушла. Как видно, с Троилом онаобсуждала только рану Дафны и интеллектуальные способности «Корфелия».

– Фроил обеспокоен! – сказала она.

– Но я же сама говорила с Троилом в Эдеме! –торопливо возразила Даф. – Он сказал: «Возвращайся и охраняй Мефа! Сейчас,с измененной памятью, ему будет безумно тяжело. Будь с ним рядом, как обычныйчеловек, чтобы он не догадывался, кто ты».

– Это пыло до того, как тебя ранило одним из самыхподлых мечей мрака? – уточнила Шмыгалка.

– Ну конечно, – убито признала Даф.

– Фот ты сама себе и ответила! Ты и раньше, филочкамоя, была… э-э… фроблемным стражем. Сейчас же ты стала… э-э… вдфойне фроблемнымстражем. Футь я муфиной, я бы сказала: сейчас ты – пробитый боксер, которогонельзя фыпускать на ринг. – Видя, что каждое ее слово забивает в головуДафны гвоздь, Шмыгалка, смягчившись, коснулась ее руки: – Ты сама больна, гдетебе лечить фругих?

– Но были же, наверное, исключения?

– Нет! Не было! – отрезала Эльза Керкинитида.

– Что, совсем?

– Совсем! Фидишь ли, филочка, у меня огромный опыт! Неты первая, не ты последняя! Я знавала нескольких светлых стражей, отказавшихсяот крыльев ради земной любви. Один из них – предок Мефа. Поверь, он был сильнеетефя, но и он не сумел раздвоиться и удержать фрылья. Нельзя перестать быть стражемнаполовину.

– И какой выход?

– Я упфошу Фроила, чтобы Мефодию дали новогостража-хранителя. Фроил ко мне прислушается! Ты же должна срочно отправиться вЭдем! Тефе будет больно, но ты справишься. Если же останешься с ним – я ни зачто не поручусь. Но, ифей ф виду, мне будет кфайне непфиятно, если самаялюбимая моя ученица – да, филочка моя, узнай это, наконец! – черезкаких-то шестьдесят лет будет старее меня! Я за тобой клюку таскать не буду! Ифставную фелюсть в стакане!

Дафна ощутила себя бедной лошадкой, на которую нагрузиливагон камней, а теперь еще подогнали кран, чтобы опустить сверху бетоннуюплиту.

– Вы не шутите? – спросила она чужим, каким-топротезным голосом.

– Кто? Я?! Я фомню фсе мои футки! Их мало, и фсе намузыкальные темы! – безжалостно отрезала Эльза Керкинитида.

Она не обманывала. «Немузыкальная» шутка у Шмыгалки былавсего одна и, как единственные ботинки, носилась во все времена года.«Преподавателей ищите себе в других местах! Я же даватопрепотель! Я вам даю, авы потеете! Кто не хочет потеть – фсе фон отсюда!» – повторяла она.

– И когда я должна дать ответ? – спросила Даф.

Ей вспомнилось вдруг, что Шмыгалка всегда произносила «ужас»как «ужяс». И действительно, это был «ужяс». Эльза Керкинитида оценивающепосмотрела на нее и, вздохнув, решила не добивать:

– К этому разгофору мы еще фернемся! Сейчас флавное длятебя – найти триаду. Запомни: вам с Эссиорхом нужна река Сережа! Именно на ееберега чаще всего выходит триада.