Мефодий Буслаев. Ожерелье дриады - Дмитрий Емец Страница 30

Ваш альбом 41-го года,

Где любовью лист каждый дрожит,

Ныне в ящике верхнем комода

Позабытый спокойно лежит.

А.Г. Тучков

– Тоска зеленая! – зевнул Меф.

Он сам не знал, почему это брякнул. Просто само брякнулось,и все.

– А почему не синяя, не красная? – спросила Дафвстревоженно. Она еще надеялась перевести все в шутку.

– Потому что зеленая… Хочется чего-то, а чего, я и самне пойму. Взять бы гранатомет и разнести все к бармалеям пыхтящим!

– Что разнести?

– Ну, город. Дома. Забегаловки эти наши. Вообще все.

– Зачем?

– Сам не знаю. Чтобы их не было. Просто так, –пожал плечами Меф.

Дафна посмотрела на него с тревогой. Меф был будто прежним,но вместе с тем и не прежним. Что-то в нем изменилось. Точно на него нашлатуча, и все омрачилось. «Я ослабела, когда поранилась, и он тоже из-за меня?» –озадаченно подумала Даф.

Некоторым оправданием Мефу могло служить то, что сегодня егозаставили работать в ночную смену. С дрелью и отверткой в зубах он балансировална кривой стремянке и аккуратно сверлил кафель. Вставлял дюбеля и вкручивалкороткие черные шурупы.

А началось все так.

– Ты у нас самый ловкий! – польстила Тощикова, свечера вручая ему дрель тем торжественным жестом, каким вручают наградноеоружие. – Единственный, кто способен залезть под потолок и не сломать себешею!

– А если сломаю? – спросил Меф.

– Если сломаешь, оплатим больничный, а потом дадим тебеотпуск: двадцать четыре рабочих дня!

– А зачем сверлить?

– Рекламу какую-то ляпать будут. Начальствовелело! – заявила Тощикова и ткнула пальцем почему-то не в потолок, а впол, точно их общее начальство сидело в подвале.

Утром, когда Буслаев успешно просверлил восемь раз по дведырки, явился замотанный парень из центрального офиса и повесил на шурупы белыеламинированные картонки:

«Внимание! Настоящие пельмени только у нас! Покупая пельменив других местах, вы поощряете пиратство! (с) „Звездный пельмень“

Меф ощутил себя глобальным гадом: дырки-то в стене сверлилон.

– Все-таки ты дурандот! – с грустью констатировалаДафна.

Ей сложно было сказать «дурак». «Дурандот» звучало нежнее.Ее голова лежала у Мефа на плече. Рядом пыхтел машинами Гоголевский бульвар.Гоголь смотрел с памятника на бесконечно скользящие автомобили и, казалось,думал: «Уверен, все эти люди едут по действительно важным и неотложным делам.Потому что если нет, то какой смысл сидеть в машине, нервничать и тратить наэто время своей жизни?»

– Почему это я дурандот? А?! – заинтересовалсяМеф.

Среди множества негативных его черт была и одна хорошая:обидеть Мефодия можно было только выстрелом в голову. Буслаев или принималлюдей такими, какие они есть, и потом уже все им прощал, или человек сразу былему чужероден и он его сторонился.

– Разве сейчас тебе плохо? – спросила Даф.

Буслаев задумался. Солнце, лето, бульвар, голова девушки натвоем плече. Чего еще можно желать? Но все равно что-то грызло. Странное,неприятное, суетливое беспокойство, какое бывает у человека, пытающегосянагрести больше покупок, чем он может унести.

– Вроде хорошо, – сказал Меф, сожалея, что вообщезатронул эту тему.

– Вот именно: вроде хорошо! Типа хорошо. А еще лучше: типатого хорошо! – горько передразнила Дафна. – Ты вроде как счастлив сомной, но вроде как в этом сомневаешься.

– Да не сомневаюсь я! – заверил ее Меф.

У него был врущий голос человека, которого грузят, нокоторый не собирается этого признавать.

– Да ладно, – сказала Даф беспомощно. – Тебеже хуже!

– Отчего хуже?

– Ты никак не можешь понять: то, что происходит вокругтебя сейчас, в данную конкретную минуту, – и есть самое настоящее, полное,ничем не разбавленное счастье! Здесь и сейчас!

Меф кивнул, рассеянно соглашаясь.

«И чего она? Нормальная, в целом, девчонка, только вот вечнонапрягает», – подумал он.

Это было уже слишком! Даф и сама была на взводе, и нуждаласьв утешении ничуть не меньше Мефа. Не ему, а ей грозила смерть – причем неотчего-нибудь, а от его же меча!!! Не он рисковал крыльями, вечностью и всем,что у него было. Не он ходил с холодной змеей, ползающей внутри, при этомухитряясь улыбаться и любить – причем не вымученно, а искренно.

Все сегодняшнее утро Дафна жадно впитывала Мефа глазами,мысленно прощалась с ним, а он был такой весь невыспавшийся, недовольный,злобненький. Не такой, какого ей хотелось сохранить в памяти.

Чаша терпения переполнилась и вскипела. Даф вскочила, уронивс колен флейту. Она не так часто бушевала, но когда бушевала, происходиличудеса. Памятник Гоголю повернул голову и предупреждающе посмотрел на нее,будто умолял: «Осторожно! А то перья потемнеют!»

– Ты безнадежен! – крикнула Даф. – Что тебени дай – тебе все мало! Такие, как ты, могут быть счастливы либо в прошлом,которого уже нет, либо в будущем, которого вообще нет!

– Почему это вообще нет? – озадачился Меф.