Империя Машин - Кирилл Кянганен Страница 26

Маску одевать не стал, все равно инфицирован, да и не поможет она теперь. Мальчик не считал себя обязанным перед учителем сообщать о своих похождениях. «И как мастер проглядел его волнение? Или он был встревожен чем — то сам?»

Шмыгнул в темный переулок и обходным путем, лишенным лишних глаз направился к площади.

«Что я сделаю? Перепилю веревку, если его собрались вешать? А если не вешать, а просто расстрел? Что тогда? Стоять и смотреть как все?»

Нет, стоять и смотреть он не собирался.

Девиз хлеба и зрелищ его не прельщал. Радиоэфир, ломаная комедия… Мероприятие намечалось под носом братства — и учитель не сказал ему!

Переулок за переулком, кварталы — один за другим проплывали мимо сосредоточенного на предстоящем, ребенка.

Вот слева сидят местные отбросы, а справа «стражи правопорядка» прижали к стенке пожилого человека, и вытряхивают из его карманов последние гроши. Монотонно ворочались шестерни под небом. Брошенные пункты аванпостов блокировали проезды, и он пересекал ограды по развалинам жилых строений. Периодически коробило от возгласов из Башен Смотрителей. Сплетенные в спираль, трубки играли с отражениями домов, перетекающих вдоль их стержней. «Смотрители… Как в тюрьме» — подумалось ему, когда он окинул взором переливающийся оттенками мрачно-золотистой стали низ Поднебесья.

Поднялся сильный ветер, предвещавший грозу. Закутавшись по — плотнее в комбинезон, мальчик семенил быстрым шагом.

Вот и она — площадь Высокий Сквер. Волнистые кровли здания Сената украшали правительственные гербы.

Сколько народу, подумать только…

Но где же сама станция вещания?

Его голова уткнулась в спины взрослых людей. Он встал на цыпочки, дабы разглядеть подмостки.

— Не высовывайся — порекомендовал приглушенный голос. Мальчик спрятал руки в карманы.

— Ты ничейный. Где мамка с папкой? Не видал ранее тебя, а я детишек на перечет знаю. Ничейных они не любят — шепнули ему, — проверочку запустят.

Мальчик протолкнулся, выпячивая локоть.

Всюду горели жадные и голодные глаза.

Несчастные люди хотели на миг облегчить свое несчастье за счет других, утопить свои беды в чужих лужах крови и страданий. На время это их успокоит.

Но только на время… и чем чаще будут проводиться подобные «жертвоприношения» по первому велению эгоизма, тем сильнее вырастет желание в сердцах сотворить что — то более великое, повторить глобальную ошибку, которая едва ли не стоила половине материка жизни.

«Время проходит, люди забывают о былых страданиях, и стремятся к новым. Хотят большего. Постоянно растущие потребности независимо от обстановки. Человек может возвеличить себя до полубога, захочет стать единственным и неповторимым, и такое желание горит внутри всех стоящих здесь и на других островах. На их век хватит… видимо так думает каждый, но вслух скажут совсем другое, солгут», — так он мыслил, угловато и споря с логикой.

На постамент вывели виновного.

Он выглядел измотанным и… равнодушным.

«Ему уже все равно, он все потерял».

Люди заметив безразличие подсудимого слегка приуныли, но продолжали голосить на весь район, кричали, толкали оскорбления, выкрикивали насмешки. «А, ведь, приговор вынесли имперцы, неужели они — посторонние, чувствуют свою сопричастность к…» — его мысли затормозились, — за участие в мероприятии на проходной раздавали пол буханки травянистого хлеба.

«Как в книге по истории, пятьсот лет назад, когда не было технологий, не было иридиума, а народ гиб от простуды. Когда ночью закрывались огнем и со страхом смотрели сквозь пламя на входы жилищ, выжидая неприятеля, такого — же, как и они сами. И неприятель стерег людей, с другой стороны. И вот все возобновилось, словно не прекращалось. Короткий перерыв на пол десятка лет, и все вернулось на пути своя».

Судья — совсем седой человек с миловидной сладко — горькой улыбкой начал зачитывать решение.

Палач стоял рядом.

«Его собираются казнить, отрубить голову… Как тут помочь? Выбегу вперед и буду схвачен охраной? Или хуже — лягу рядом с ним, не успев пожить на этом свете… Видимо так и придется поступить».

Он не мог глядеть на этот мир со стороны зла.

Горькое вино жизни уже разливалось по душе, но он верил в справедливость. Световой Камень грел сердце и предавал мужества. Правдивы легенды — воин, завладевший им, лишался страха.

Он протискивался сквозь толпу, ловко лавируя между одними и уступая дорогу другим. В рядах проглядывали зеленые плащи. Стража? Не похоже. Его мягко потянули за локоть, но он ускользнул, сравнявшись с группой трубочистов.

По свистку перемещение плахи закончилось.

Люди сместили глаза в одну точку.

Он быстро добрался до самой границы, образованной заградительным отрядом вооруженных ружьями стражей.

Полоса отцепления была непрерывной, а расстояние между одним охранником до другого составляло метров восемь.

«Если действовать решительно, могу успеть».

Как действовать — понятия он не имел.

Он замер под несникаемым взором мужчины.

Тот смотрел прямо ему в глаза, с молитвой шепча на устах.

«Нет…» — прочел он по губам.

И Неизвестный увидел показавшуюся ему знакомой картину, которая произошла, когда — то с ним, только каким-то образом успела стереться из памяти.

Он чувствовал на своем месте знакомую душу, и эта душа смотрела со слезами на приговоренного к смерти, и, не выдержав, отвернулась.

Почти реальное представление, он даже сумел почувствовать чистое дуновение ветра, и запечатлеть этот момент в своей голове.

Такой дурманящий и овевающий, мягкий и теплый, прямиком с Юга, с обратной стороны земли.

И он точно знал, что не может поступить так же.

Просто взять и отвернуться — слишком легко поступить подобным образом.

Нет, мужчина его не видел, он отчаянно бегал глазами, и мальчик опять призрачно почувствовал, что мужчина одинок.

Он искал своего сына глазами, хотел встретиться с ним в последние секунды своей пустой жизни.

Если и получится проскочить к «заключенному», то что потом?

У него даже нет оружия, чтобы пригрозить, один лишь медальон и пистолет, в котором деревянные, вырезанные ножом пули.

И еще… найденная в подсобке здания, в котором он очнулся, маска.

Как у Альфредо, только на ее изголовье стояла еще одна печать, похожая на ту, которую он видел на картинках, на которых изображались почтовые станции.

Он одел маску на лицо, но никто не обратил на его действие внимания.

Левый глаз видел, как и раньше, а правый, закрытый маской, вместе с верхней частью лица, смотрел сквозь желтое стекло.