Поцелуй смерти - Лорел Гамильтон Страница 25

Мне стало ее жалко? Да. Изменит ли это то, что я собралась сделать? Нет. Времена, когда мои чувства так сильно влияли на мою работу, давно ушли в прошлое. Теперь, если чувства и влияют на мою работу, то все должно быть куда серьезнее. Но случается это реже.

Ульрих присел рядом со мной, сдвинув пояс с инструментами набок. Он явно щадил одно колено, будто оно плохо гнулось.

– Что-то не так мне это нравится, как я ожидал, – тихо сказал он мне.

– Она тебя слышит, – ответила я.

Он удивился, оглянулся на девушку, снова на меня.

– У них такой хороший слух?

Я кивнула, вынула из сумки прозрачную пластиковую банку розовых бутонов и красных лепестков, сушеных, готовых к добавлению в смесь.

– Розы? Это зачем? – спросил он.

– В рот забивать.

– Я думал, вампиру надо забивать рот чесноком.

– Можно, и многие так делают, но чеснок воняет, в отличие от роз, а действуют примерно одинаково.

Чего я не сказала вслух – это что никогда ничего не забивала вампиру в рот – ни просто мертвому вампиру, ни отсеченной голове. Перерезав хребет, я могу сжечь по отдельности части тела и выбросить пепел в два разных потока – если вампир действительно старый или очень мощный, но, насколько мне известно, вся эта ерунда с набиванием рта чем бы то ни было ни черта не влияет на то, встанет вампир из могилы или нет. Власти предержащие добавили этот этап в процедуру ликвидации в морге, но единственное, что я в этом нахожу, это что куда менее грязная работа – забить пасть чесноком или розами, чем пробить вампира осиновым колом. Может быть, если рассвет уже близок, то вампир не сможет кусаться, пока не выплюнет дрянь изо рта или поперхнется? Понятия не имею, но, насколько мне известно, никакого метафизического действия на тела вампиров эти растения не оказывают.

Но на эту вампиршу они действие оказали: она заплакала.

Ульрих наклонился ко мне и прошептал:

– Она ровесница моей внучки.

– Нет, она выглядит как ровесница твоей внучки, но на самом деле она ровесница твоих детей, если им за тридцать. И она все равно тебя слышит.

Он снова на нее глянул.

Лязгнули цепи, и она заговорила опять:

– Умоляю, умоляю, спасите меня! Я не знала, что они будут убивать. Я маленькая, я слабая, я не могла их остановить, я никогда не могу, я слабенькая!

Ульрих застыл неподвижно. Я ткнула его в плечо. Когда не помогло, я его по плечу двинула прямым. Он чуть не упал, покачнулся, задвигался:

– Блейк, какого черта?

– Ты ей в глаза смотришь, Ульрих. Она тебя охмуряет.

Двое ребят из СВАТ навели на нее автоматы.

– Ты наш зеленый свет, Блейк, – сказал Бакстер. – Только слово скажи.

– Пока не надо.

Я знала, что Бакстер это произнес, чтобы напугать вампиршу, но знала и то, что это правда. Федеральный маршал с действующим ордером на ликвидацию для СВАТ – ходячий зеленый свет. Слово – выстрел.

Ульрих глянул на меня и попытался было возразить, потом задумался.

– Черт побери. Я подумал о внучке, о том, как она на нее похожа – но ведь не похожа совсем. Моя темнее и моложе, но только что я видел лицо этой вампирши поверх ее лица, будто это она и есть. – В глазах его мелькнул страх, он посмотрел на меня опять. – Господи, Блейк, это она так быстро меня подчинила?

– Такое бывает, особенно когда вампир взывает к чему-то у тебя в разуме. Например, что у тебя внучка того же возраста.

– У нас кресты не светятся, – возразил один из патрульных. – А если бы она использовала вампирские силы, они бы горели.

– При достаточном количестве силы, или если бы она направила ее против вас. Но она вас пальцем не тронула и очень постаралась действовать незаметно. – Я посмотрела ей в глаза, прямо: такого слабого вампира мне бояться не надо, тем более фокусов с разумом с ее стороны. – Отличная работа. Наверняка это трогательное представление действует каждый раз, когда тебе нужна от взрослого защита или кровь.

Тонкое личико стало угрюмым, из серых глаз выглянул монстр. Вот это было настоящее ее лицо. Вот это существо жило больше тридцати лет и питалось от людей в те времена, когда, сдай ее доноры властям, ее бы выследили и убили. Не думаю, что у нее хватило бы сил начисто стереть им память, так что ей оставалось только брать кровь и в конечном счете убивать донора или превращать его в вампира, чтобы не выдал. Обычно вампиры-дети не обладали достаточной силой, чтобы превращать людей в вампиров.

– Сколько человек ты убила не ради еды, а чтобы не донесли на тебя? У скольких ты брала кровь и потом убивала для сохранения тайны?

– Я не просила, чтобы меня делали вампиром. Я не просила, чтобы вот так попасть. Тот вампир, что обратил меня, был педофилом и сделал меня навсегда своей идеальной жертвой.

– Сколько лет у тебя ушло, чтобы его убить?

– Мне никогда не хватило бы силы его убить, – ответила она все еще детским голосом, но интонация, резкость в этом голосе были совсем не детские.

– Но ты нашла кого-то, кто это сделал. Так?

– Они хотели меня от него спасти. И я хотела, чтобы меня спасли. Тебе не понять, как это было.

Я вздохнула:

– Ты не первое в моей жизни дитя-вампир, обращенное педофилом.

– Он заслужил смерть.

– Кто б спорил, – кивнула я.

– Тогда не надо мне делать больно. Я не хочу больше!

Она вызвала ровно столько слез, чтобы заблестели эти ее большие глаза.

– Отличная работа, – сказала я. – Сперва я подумала, что ты не владеешь актерским мастерством в той степени, чтобы скрыть страх, но на самом деле ты хотела, чтобы я его видела. Ты хотела, чтобы все видели. Надо было мне догадаться, что выживать так долго в таком теле мог только хороший мастер манипуляции.

– Слезы и жалость – мне больше нечем себя защищать. И никогда не было ничего другого.

Ульрих двинулся к двери.

– Не могу смотреть, почти точно в цель попадает.

– Пойди проверь, как твой напарник. И не забудь: она бы тебя убила на месте.

– Я не стала бы! – возмутилась она.

Я посмотрела ей в лицо.

– Врешь.

Она зашипела, и неожиданно для всех перестала быть девочкой-подростком. Глаза стало заволакивать свечением, означающим, что сейчас она к нам обратит всю свою вампирскую сущность. Она слишком слаба, чтобы перейти в этот режим, не дав нам намека.

– Блейк? – спросил Мердок и приложил приклад к плечу. Его напарник сделал то же самое.

– Прекрати. Или тебя застрелят в сердце и в голову прямо на месте.

– Лучше быстрая смерть, чем чтобы тебя начинили цветами и обезглавили.