Заложница. Сделка - Вера Чиркова

Сердце предательски дрогнуло и зачастило, когда дорогие щегольские сапоги приостановились перед ней и на ковер перед опущенным долу взглядом упала короткая тень, смутно трепещущая в ярком свете сотен свечей.

Их было здесь слишком много, этих дорогих, витых, словно рога легендарного единорога, свечей, как, впрочем, и всего остального. Шкур и ковров на полу, флагов, вымпелов и гобеленов на стенах, дубовых скамей под ними и девушек, сидящих длинным рядком на одной из этих скамей. Еще многовато было лучников на внутренней галерее, да и огромных собак, настороженно наблюдавших за гостями, тоже явно было чересчур. Однако это показное недоверие было вполне заслуженно и справедливо.

— Встань.

Таэль покорно поднялась и замерла, стараясь скрыть под отделанной белым соболем накидкой стиснутые в тугие кулаки руки. Лишь глаз так и не подняла, наоборот, еще ниже наклонила голову, до отказа утопив в мягком меху упрямый подбородок.

— Посмотри на меня, — внешне равнодушно процедил стоящий напротив мужчина, но резко похлопывающее по тонкому хрому сапога кнутовище выдало его нетерпение.

Девушка еще крепче, до боли, стиснула кулаки, сжала губы и медленно подняла голову, до последнего пряча взгляд под густыми ресницами.

— Ну? — повелительно повторил он, и только после этого черные крылья ресниц резко взметнулись вверх, обдав хозяина дома ледяным всплеском презрения и ненависти.

— Вот так, — самодовольно усмехнулся он и едва слышно выдохнул, словно самому себе: — Так ты меня ненавидишь?

Вообще-то она ненавидела их всех, скопом, но говорить ничего и никому не собиралась. Незачем напрасно унижаться, довольно с него и того, что ей приходится, подобно тем собакам, покорно выполнять все команды.

— Кто она? — не сводя с Таэль изучающего взгляда, бросил стоящий напротив мужчина кому-то из сопровождавших его воинов.

— Таэльмина дэй Азбенд, младшая сестра графа Зарвеса дэй Азбенда, второго советника герцога дэй Бентрея и племянница его казначея графа Руффита дэй Гобверда, — почтительно склонившись в полупоклоне, немедленно доложил адъютант, державший в руках пачку документов, написанных на листах дорогой бумаги и украшенных кучей гербов и печатями. — Приданое — сорок тысяч полновесных золотых и двадцать сундуков с мехами, украшениями и столовым серебром.

— Вот как, — процедил хозяин дома, задумчиво похлопал по сапогу кнутовищем и веско объявил: — Я сделал выбор. Уведите ее в приготовленные покои.

А затем развернулся и твердо зашагал прочь.

Двое немолодых воинов из личной гвардии герцога тотчас подскочили к Таэльмине с двух сторон и замерли в ожидании. А затем к девушке величаво подплыла экономка и вежливо, но непреклонно предложила следовать за ней. И первой направилась через весь зал к двери в противоположной стене, ведущей во внутренние помещения дворца, ничуть не сомневаясь, что Таэльмина пойдет за ней. Да и чего ей было сомневаться, если всех девушек перед выбором напоили зельем покорности, и вся челядь герцога отлично это знала.

На мысли и чувства заложниц оно не влияло, а любые проявления непокорности или сопротивления подавляло в зародыше. И хотя Таэль успела достать и незаметно проглотить спрятанное за ухом зернышко противоядия, одно из трех, которые не сумели найти досматривающие невест маркитантки с замашками палачей, показывать сейчас степень своей свободы она вовсе не собиралась.

Она вообще намеревалась отныне жить совершенно по-новому, в одночасье осознав, как ничтожно мало волнуют родных ее чувства, желания, здоровье и даже дальнейшая судьба. И хотя Таэльмина и до смерти отца всегда была для матери и остальной семьи всего лишь хорошо выученной, преданной и покорной тенью наследника графства, но старый граф дэй Азбенд, бывший при жизни первым советником юного герцога Рингольда дэй Бентрея, хотя бы хорошо знал ей цену. Да и как ему было не знать, если он лично следил за тем, как учили старшую из дочерей, и сам доходчиво объяснял ей все, чего Таэль по молодости не могла понять или принять.

Таэльмина невольно вспомнила церемонию напутствия знатных заложниц, проведенную перед их отправкой в чужие земли герцогиней Лигурией, матерью Рингольда. Ее милость лично обходила шеренгу выстроившихся у стены торжественно-холодного тронного зала заплаканных знатных девиц, потрясенных страшным поворотом судьбы, и с патетичной печалью вручала каждой коробочку с так называемым ключом свободы — крохотной, как бисеринка, конфеткой, начиненной особым ядом. Малюсенькую горошинку рекомендовалось проглотить сразу, но можно было до прибытия во дворец герцога Крисдано спрятать в кошель или прилепить к любому украшению и принять лишь после позорного ритуала, сути это не меняло. Зелье становилось смертельным только после того, как с него спадала наложенная алхимиками Бентрея замысловатая защита.

Хитрость многослойной пилюли заключалась в том, что у каждого ключа был свой срок. Но никак не меньше пятнадцати дней, требующихся девушкам для того, чтобы преодолеть четыре сотни лиг, перевал и переправу, лежащие между Сирангом и Тангром, столицей Крисданского герцогства. И в тот миг, когда старая герцогиня, ободряюще улыбаясь, вручала заложницам свои страшные дары, пятнадцать дней казались большинству растерянных графинь и баронесс почти вечностью, оттого-то многие девицы и нашли место проклятым ключам в собственных желудках. А через полторы декады, подъезжая к Тангру, бедняжки свято надеялись, что давно избавились от всякой опасности естественным путем. Однако Таэль, знавшая гораздо больше всех, вместе взятых, подруг по несчастью о ядах и невероятно редких и дорогих магических ловушках, ничуть не сомневалась в обратном.

Поэтому, шагая мимо оставшихся на скамьях бывших спутниц, девушка старалась не смотреть в их сторону, не желая застать начало жуткого зрелища. Ведь срок первого слоя защиты истекал точно в тот момент, когда из этого зала вышел сопровождавший знатных девиц офицер, передав по списку опоенных зельем подопечных начальнику охраны герцога Хатгерна Крисдано.

И значит, кто-то из бездумно проглотивших жестокий дар заложниц в любой момент мог начать корчиться в муках. В обещанное Лигурией сладкое забвение Таэльмина не поверила ни на гран. Слишком это было бы просто и незаметно, а старая герцогиня всегда имела склонность к публичным, показательным поркам и казням.

Неторопливо поднимаясь по ведущей на внутреннюю галерею лестнице, герцог Хатгерн Крисдано искоса посматривал на покорно бредущую вслед за экономкой избранницу и едко кривил в чуть заметной усмешке твердо очерченные губы. Он прекрасно знал, насколько обманчива ее покорность и кротость опущенных глаз. Не зря последние несколько суток, отложив все остальные дела и развлечения и почти забыв про сон, занимался изучением всех сведений, какие сумели собрать его шпионы на дочерей знатных домов, предложенных герцогу в залог мира.