Замок пепельной розы. Книга 2 - Анна Снегова Страница 23

И снова я сбита с толку.

Если пришёл разбудить, почему же не будит? Если только принёс завтрак, почему не уходит?

Зачем смотрит на меня так, что каждый миллиметр кожи под плотными слоями ткани начинает гореть? И где прячет этот взгляд, когда я рядом и не сплю, когда мечтаю о его поцелуях, когда волком готова выть от его холодности и льда в серых, как северное небо глазах?

На мои щиколотки поверх пледа легла тяжёлая ладонь. Медленно двинулась вверх, прижимаясь к телу и обводя его очертания. Икры, колено, линия бедра, плавные изгибы и впадина талии… я снова разучилась дышать, весь мой мир снова сузился до расстояния меж нами, и я боюсь открыть глаза, чтобы не разрушить момент…

Его ладонь уже на моём плече. А потом, помедлив, кончиками пальцев Дорн касается моих губ. Осторожное прикосновение. Щекотно, горячо, дразняще. От одного уголка рта к другому. Плавно обводя контур. Поглаживая, лаская.

Какое-то горячее чувство взорвалось у меня в солнечном сплетении.

— Просыпайтесь, моя маленькая герцогиня! Завтрак в постель. Только не вздумайте рассказывать никому в свете — это повредит моей репутации.

Какой, прости господи, завтрак?! Я готова была вместо завтрака съесть его самого. Очень странное желание для невинной благовоспитанной девушки, каковой я себя считала совсем недавно.

То ли я задышала как-то сердито, то ли Дорн понял, что я уже проснулась — но он встал с постели и не говоря больше ни слова, вышел из комнаты.

Мне не оставалось ничего другого, как возмущённо зарыться в подушки. Мысли метались, эмоции раздирали… И где-то посреди всего этого сумбура родилась идея.

Сначала я гнала её, невозможную и стыдную. Но чем больше гнала, тем настырнее она возвращалась.

Когда я снова проснулась, за окном уже гасли последние лучи короткого бледного осеннего дня. Наступал вечер. Так много сплю в последнее время… такое чувство, будто из меня тянут энергию.

Я полежала немного на спине, раскинув руки, и вспоминая, где я, что я, и какой сейчас день.

Потом резко села, повернула голову вправо, увидела на подушке цветок, а на полу поднос. И всё вспомнила.

Роза была так свежа, будто её сорвали только что. Лепестки слегка трепетали и по-прежнему испускали дивный аромат.

Кажется, мы на верном пути. Ещё чуть-чуть, и Пепельная роза окончательно расцветёт. И тогда… что тогда? Я не знала, но была уверена, что всё изменится. Что-то непременно произойдёт.

Резким толчком крови напомнила о себе идея — та самая, что появилась в моей голове после визита мужа, и которая за время сна и не думала меня покидать, а лишь расцвела буйным цветом.

А собственно… почему я её с таким упорством гоню?

Что мешает воплотить в жизнь? Кроме собственной гордости.

Но с гордостью Элис Шеппард распрощалась в тот миг, когда согласилась стать фиктивной Элис Морриган. А значит, нечего терять.

Страх и предвкушение будоражат кровь. Откидываю покрывало. Кончиками пальцев босых ног — по холодным камням. За окном стылый ветер рвёт голые ветви деревьев. И слегка дрожат стёкла под напором стихии.

Ещё сильнее бушуют эмоции у меня внутри. Я словно собираю их в кулак для решающего удара по незримой стене.

Нетерпеливо роюсь в чемодане. На дне его нахожу то, что искала. Ночная сорочка — белая как снег, с тонкими лямками, отороченная на груди и у подола изысканным кружевом. Безумно красивая вещь. Лучшее из всего, что подсунула в мою поклажу неугомонная Тилль. Я не надевала её лишь потому, что у этой чудной вещицы есть один-единственный недостаток. Она почти прозрачная.

Не надевала до сегодняшнего вечера.

Шёлковый халат — такой же кипенно-белый, словно невесомый, не очень поправляет ситуацию, потому что облегает каждый изгиб тела. Я вроде бы одета… но в то же время такое чувство, будто не совсем. Нервными движениями затягиваю пояс. Пальцы дрожат. Пара быстрых касаний щёткой по распущенным волосам.

Интересно, когда Дорн собирал мои вещи, чтобы принести — он заметил эту сорочку? Думал ли обо мне? Представлял меня в ней? Или равнодушно бросил эти тряпки в куче других на дно чемодана?

Я почему-то уверена, что он сейчас там — возле Пепельной розы. Снова о чём-то думает. Снова уходит мыслями по дорогам, на которые мне доступа нет. Всегда один, даже если рядом. Нет… даже ещё больше одинокий, когда мы рядом — потому что это одиночество чувствуется острее. Режет меня без ножа.

По лестнице ступаю настороженно. Факелы не горят, но в ускользающих отсветах серого хмурого дня можно увидеть, как прочно, будто влитая, легла живая «заплата». Пепельная роза лечит собою умирающий Тедервин. Вплетается каменным телом в прорехи. Это особенно становится заметно, когда подхожу к дверям в трапезный зал. Они все оплетены колючими ветвями — и отворяются беззвучно сами собой при моём приближении.

Посреди огромного зала могучее древо врастает гигантскими корнями в пол. Не удивлюсь, если они пробили толщу камня до самых подземелий. Ветви не только свиваются живым пологом на потолке — они змеятся по стенам, и я почти уже не вижу свободного места. Всё усыпано бутонами. Но ни одного цветка. Невольно поднимаю руку, касаюсь лепестков розы в своей причёске. Аромат усиливается, он слегка пьянит и этот хмель придаёт мне сил идти дальше. По счастью, боль от падения уже прошла. Но всё равно — ноги с трудом держат, и я еле заставляю себя идти вперёд. Готова в обморок упасть от волнения.

За остатками длинного фамильного стола Морриганов сидит мой муж. Спиной ко мне. Откинулся на спинке стула, вытянув длинные ноги и заложив руки за голову. Перед ним на перекошенной скатерти блюда с нетронутой снедью. Как и я, не проглотил ни крошки.

Тёмные волосы отросли и слегка вьются на жёстком вороте белой рубахи. Мне хочется их коснуться — но не решаюсь.

Дорн оборачивается при моём приближении, не меняя позы. Бросает рассеянный взгляд — всё ещё не здесь, не со мной… а потом замечает меня по-настоящему.

Всё неуловимо меняется. Он выпрямляется медленно, поворачивается ко мне всем корпусом, и тело его становится напряжено, как у хищника перед броском. Я вижу по стремительно изменившемуся выражению чуть прищуренных глаз, что от него не укрылась ни одна деталь моего сегодняшнего туалета. И мои намерения. Которые трудно трактовать как-то по-другому.

— Ты понимаешь, что это чистое безумие? — его хрипловатый тихий голос. В зале больше нет эха. Переплетение ветвей гасит звук. Всё будто камерней… и интимней. Как будто мы не в самом большом зале герцогского поместья, а в диком лесу, потерялись в самой глухой и безлюдной чаще.

Подхожу ближе.

— Напротив. Мне кажется, это самое правильное, что я делала за всё время нашего брака. И… не смей мне отказывать. Хотя бы раз. Ты поклялся, что сделал бы всё, что мог, чтобы спасти моего брата. Так вот я прошу тебя сейчас… помоги мне разбудить Замок пепельной розы! Мы перепробовали все средства. Кроме последнего, — закончила я совсем тихо, почти неслышно. Но я знала, что Дорн услышал.