Поцелуй смерти - Лорел Гамильтон Страница 22

Я остановилась возле трупа, похожего на идеального дедушку, будто какой-то агент Голливуда выбрал его на кастинге изображать печального и несчастного мертвеца на неровных булыжниках. Может, потом я буду ему сочувствовать, но сейчас меня тревожило, что на теле не видно серьезных повреждений. Пулевая рана слишком низко для попадания в сердце, а голова вроде вообще невредима. То, что я вижу, вампира никак не должно убить.

– Ты вполне спокойно на них смотришь? – спросил подошедший Ульрих.

– Вполне, – ответила я, не отводя глаз от тела.

Он хохотнул как-то очень по-мужски. Я уже знала что он имел в виду: выражал одобрение и удивление. Мужчин всегда удивляет, когда я от них не отстаю. Особенно мужчин постарше. Я выгляжу моложе своего возраста, я женщина, я низкорослая. Тройная угроза самолюбию любого мужчины или его ожиданиям. У Ульриха самолюбие нормальное, а вот ожидания его получили хорошего пинка.

– Говорят, что ты будешь потрошить тела на глазах у других вампиров. Это правда?

Я кивнула, все еще глядя на лежащее тело.

– Помогу тебе занести твои инструменты в помещение.

Тут я посмотрела на него, и то, что я увидела, заставило меня наклонить голову, будто пытаясь лучше разглядеть блеск его глаз. Он был зол, но той злостью, что наполняет глаза светом и заставляет кровь приливать к щекам. Будь он женщиной, я бы могла сказать: «Тебе идет, когда ты злишься».

– Твой партнер вне опасности? Выздоровеет?

Он кивнул, но глаза его сузились, и гнев стал похож на то, чем и был: на ненависть. Он был заточен на вампиров – или против них – и не сегодня это началось. Давнюю застарелую ненависть я умею узнавать, когда вижу. Можно бы спросить, в чем дело, но это против мужского кодекса – вот так в лоб. Так можно с полицейскими, которых я давно и хорошо знаю – они мне разрешают иногда быть бестактной, быть женщиной, но с новыми знакомыми я должна быть своим парнем. А парни не задают вопрос насчет эмоций, когда в этом нет необходимости. Необходимости и не было, просто мне хотелось, поэтому я промолчала. Пока что.

– Я хочу видеть их лица, – сказал он.

– Ты про задержанных вампиров?

– Ага.

– А я не хочу.

Он посмотрел на меня озадаченно:

– Почему?

– Потому что весь этот страх, ненависть и отвращение будут направлены на меня. А быть монстром неприятно, Ульрих.

– Монстры – они.

– Попробуй посидеть, закованный в цепи, смотреть, как я вырезаю чье-то сердце и отрубаю голову прямо у тебя на глазах, и при этом знать, что я вполне законно могу сделать – и, вероятно, сделаю, – то же самое с тобой. Ты не подумаешь, что я монстр?

– Я подумаю, что ты делаешь свою работу.

– Ты знаешь, что по закону я не обязана убивать вампира до того, как начну вынимать сердце или отрезать голову? Я это могу сделать, пока вампир жив и в сознании.

– И ты так делала?

– Да, – ответила я, и детализировать не стала.

Не стала ему рассказывать, что это было много лет назад, когда я была молода, глупа и считала вампиров монстрами, и не соображала, что у меня есть право подождать, пока вампир умрет на заре, и тогда его ликвидировать. Убивать их, пока они живы, было началом понимания, что, быть может, у вампирского вопроса и вообще вопроса о монстрах есть не одна сторона. Однажды я это сделала, чтобы получить от вампира информацию, в качестве узаконенной пытки. Второй раз я такого не делала. Бывают вещи, которые приходится делать, а потом жить в мире с собой. Это не значит, что они не оставляют на душе пятна.

Я зашагала опять к своей машине, взяла свое снаряжение и готова была проткнуть колом сердце любого из убитых вампиров, – тех, у кого нет очевидной дыры в сердце или в мозгу. Колами я не часто пользуюсь, но по закону обязана иметь в комплекте достаточно. Воспользуюсь ими как разметочными колышками, пока не придет время вырезать из тел сердца. Пока ни у кого не хватит дури вытащить кол из тела, вампир будет лежать в нокауте, пока до него очередь не дойдет или пока не взойдет солнце и не сделает за меня мою работу. Хотя последнее сейчас незаконно – признано жестоким и необычным, равносильно сожжению человека заживо. Насчет жестокости не спорю, но получается очень много тел, которые надо уничтожить до восхода. Мне понадобится помощь.