Поцелуй смерти - Лорел Гамильтон Страница 21

– Не могут, – ответила я. – Они в присутствии полицейских – не только меня – признали, что бездеятельно наблюдали убийство полисменов. В глазах закона они виновны не менее вампиров, осуществивших кровавое деяние. Вампиры, убивающие людей, ликвидируются автоматически.

– Изысканное выражение – «кровавое деяние», – сказал он, – но ты права. Они, кажется, не понимают, что их права по закону теперь отличаются от человеческих. Если бы они только украли девочку, тогда могли бы сослаться.

– Но по убийству – не могут, – ответила я.

– Не могут, – согласился он. – Я на это пока не напирал, потому что как только они поймут, что их все равно ликвидируют…

Он не стал договаривать, я договорила за него:

– Им станет нечего терять, и они могут драться как бешеные. Я бы на их месте так и сделала.

– Не сомневаюсь, – ответил он.

– А ты нет? – спросила я.

Он минуту помолчал:

– Не знаю.

– Дать себя убить – труднее, чем кажется, если есть другие варианты, – сказала я.

– Может быть.

Голос его был серьезен, что ему не свойственно.

– Что такое? – спросила я.

– Да ничего.

– Я по голосу слышу, Зебровски. Давай, выкладывай, что там такое?

Он засмеялся, вдруг снова стал самим собой, но слова были вполне серьезными:

– Просто подумал: хочется надеяться, что ты никогда не окажешься по другую сторону закона.

– Ты хочешь сказать, что со мной будут обращаться как с не совсем человеком? – спросила я одновременно сердито и обиженно.

– Нет, и вообще ты хороший коп.

– Спасибо, но я слышу непроизнесенное «но».

– Но ты, если тебя загнать в угол, реагируешь как бандит. Мне просто не хочется видеть, что случится, когда ты почувствуешь, что у тебя нет выбора.

Мы помолчали в телефон – слышно было только наше дыхание.

– Ты об этом думал уже, – сказала я.

– Н-ну, – сказал он, и я увидела его пожатие плеч, неуклюжее в плохо пригнанном костюме, – я же коп. Это значит, что я постоянно оцениваю угрозу. Я бы и против Дольфа не хотел оказаться.

– Я должна быть польщена такой компанией?

– Он шесть футов восемь, ты пять футов три. Он бывший футболист и штангист, поддерживающий форму. Ты – девушка. Да, должна быть польщена.

Я задумалась на секунду, потом ответила:

– О’кей.

– А отчего это у меня такое чувство, что надо извиниться? Как вот когда Кэти начинает молчать, так по-женски?

– Не знаю. Зачем извиняться, если правду сказал?

– И я не знаю, но у тебя тот самый тон, который бывает у Кэти. Я когда его слышу, то понимаю, что сильно ей не угодил.

– Не можешь же ты сравнить меня с Дольфом, а потом со своей женой, Зебровски?

– Ты мой напарник, и ты женщина. Похоже, что можно сравнивать.

Я еще подумала об этом и снова сказала:

– О’кей.

– Вот теперь «о’кей» который значит «окей», а не тот «окей», которым женщины говорят: «фиг тебе о’кей».

Я не могла не засмеяться, потому что он был абсолютно прав.

– Что ты хочешь сделать, чтобы они заговорили?

– Есть одна мысль. Мне придется стать злым копом, а тебе вообще копом – серийным убийцей, но у нас примерно двадцать пропавших вампиров, на счету которых уже двое полицейских. Они смылись, потому что знают, если их поймают, они будут ликвидированы на месте.

– А это значит, что надо найти их быстро.

– Я думаю, они остальных сдадут, когда мы их допросим.

– Какой у тебя план, Зебровски?

Он мне рассказал. Я затихла на несколько секунд.

– Ну, блин, Зебровски, это же злодейство!

– Спасибо на добром слове.

– Это не был комплимент.

Я повесила трубку, не дожидаясь, пока он скажет что-нибудь веселое и рассмешит меня, отвлекая от того, о чем я думала. У Дольфа более устрашающий вид, и характер более взрывной. Я тоже во многих аспектах страшна, но Зебровски… он это лучше скрывает, но мысли у него такие, что тоже можно испугаться до чертиков. Он последний, в кого станешь стрелять, и это может оказаться ошибкой, которая тебе будет стоить жизни. Эту мысль я отогнала вместе с мыслью о том, что бы он стал делать, если бы я перешла на Темную Сторону Силы. Напарники не должны думать так друг о друге. Не должны ведь?