Огонь в янтаре - Катерина Крутова Страница 22

—Кто ж его разберет? Может, мир подобен ладье или птице? А может и вовсе, что большая деревня на том ките — чудище заморском, что по слухам во времена отца моего молодости к берегу причалил тут недалече.— Возгарова рука скользнула под воду, огибая высокие холмы груди, вниз, туда, где пульсировало обещанием наслаждения женское естество.

Яра выгнулась, ощущая мощь богатырскую, восставшую для дела — не для болтовни. Обернулась, насмешливо глядя в глаза, что чернее ночи:

—Одно у меня из головы не идет, Возгар, сын Гордара,— шепнула, устраиваясь на мужской груди, как на ложе.— Как ты собрался дракониху-то добывать? Может тайну какую знаешь, да молчишь?

Наемник напрягся. Разговор внезапно стал деловым, серьезным — не под стать моменту.

—Верный лук, да стрелы заговоренные еще ни разу не подводили. Никуда не денется гадина, коль повстречаю на пути.

—Неужто без раздумий убьешь?— Яра нависала, упираясь локтями, глядя пристально, безотрывно.

—Заказ взял — значит, убью,— сказал, а сам подивился, отчего голос звучит неуверенно, глухо, будто не решено то давно.— На роду мне написано честь Светозара почтить, в память о предке великом самому убийцей ящуров стать.

—Какая же честь и слава в смерти бабьей, брюхатой к тому же?

—То не баба, а погань чешуйчатая!— воин раздражался, одновременно чувствуя растущую жажду женского тела.— И приплод ее только зло принесет!

—Такое же зло, как его мать, когда вэрингов Туровых из пучины шторма за шкирку вытаскивала?!— глаза Яры полыхнули янтарем.

—Что за бредни?— Возгар нахмурился недоверчиво.

—А ты ярла спроси!— рыжая внезапно отвернулась, отмахиваясь от объятий.

—Тебе-то почем знать?— мужчина не отпустил, обнял пышущую обидой недотрогу и прижал как следует.

—Слыхала краем уха разговоры дружинных,— нехотя бросила Яра, не поворачивая головы.

—Пусть бы и так,— примирительно хмыкнул Возгар, лаская ладное тело и прокладывая поцелуями путь от ключиц до встопорщенных маковок упругой груди.— Неужто мы с тобой из-за каких-то драконов браниться будем?— спросил мягко, изнемогая уже завершить разговор и другое начать.

—Пустое…— кивнула, уступая, Яра и смахнула со щеки слезу. Та полыхнула падающей звездой, зашипела, коснувшись воды и, обернувшись янтарем, ушла на дно.

—Что за диво дивное?!— удивился Возгар, но в тот же миг губы девичьи лаской бесстыдной оборвали мыслей поток и увели помыслы в иное русло.

* * *

Кормчий бросал хмурые взгляды на собравшихся у пристани, но не торопил. Бывалый старик чуял — с этими иначе нельзя. Один ярл Тур чего стоил, даром что плащ затасканный, а в кудрях седина. Да и второго со счетов скидывать рано — косая сажень в плечах, взглядом хоть сельдь морозь, а то, что на палку опирается и бледен, як смерть, то быстро пройдет. Сомнение у кормчего вызывали двое — рыжая девка в мужской одежде с коротким ножом у пояса, до того шустрая и бойкая, что привыкший к безлюдным просторам Фьордов, рыбак на всякий случай проверил — на месте ли кошель. За такой глаз да глаз нужен — мигнешь, останешься без монет, а то и без портков. А вторым был молодой безбородой вэринг, неуверенно переминающийся с ноги на ногу и то и дело поглядывающий в сторону Бережного стада. Что-то в облике юнца настораживало бывалого моряка — терзался воин то ли думой тайной, то ли хотейкой потаенной, иль мучился животом. Последнее, пожалуй, было едва ли не хуже всего прочего вместе взятого — лодка у кормчего была старая, надежная, не единожды проверенная и драконьим гневом и другими капризами переменчивых вод, вот только навес на ней имелся один, а отхожего места и вовсе не водилось. Кому приспичило, за корму свешивались, рыбам на забаву. Однако ж ночь и день плыть с серуном за бортом особливой радости не вызывало. Достаточно того, что чайкам на потеху везти на Твердыш пугало нечёсаное, на патлатого мужика или бабу худородную отдаленно смахивающее. Кормчий плюнул на ладонь и подставил руку ветру — попутный усиливался. Закинув в рот черный вываренный березовый деготь, мужчина принялся интенсивно жевать, унимая тревогу, поднимающуюся в душе каждый раз, как требовалось дольше полного дня задерживаться у земли. Три серебряных креза грели за пазухой, вынуждая мириться с нерасторопностью живого груза. Но вот рыжая под руку с чуднЫм длинноволосым созданием в расшитой драконами рубахе шагнули на сходни. Кормчий повелительно махнул мальцу-весляру, приказывая отдавать швартовые. Но тот не спешил исполнять — погрузка застопорилась. Черный с подпалинами, будто огнем отмеченный, конь упрямо фыркал, рыл копытом и отказывался подниматься на борт.

—Усинь, дружище, то ж только на день. Потом вновь на твердую землю сойдем. Потерпи чуток. На челне и сено ароматное, и стойло достойное. Поплывешь в комфорте, что сам Крез, не то что мы — простой люд,— уговаривал Возгар, держа коня под уздцы и успокаивающе похлопывая по холке.

—Оставил бы ты его, Возгарушка. Мы с Сенькой приглядим, как за зеницей ока,— Зимич коснулся предплечья лучника, заглядывая снизу вверх в напряженное хмурое лицо. То, что Берген с домовиком останутся у Виданы, наемник принял спокойно, хоть и без охоты. Боевому товарищу силы надобно было восстановить, а старик к «ручному медвежонку» душой прикипел, что к дому родному. Да и не жаловал полукровка Фьорды.

—Изба на земле стоять должна, корнями в бытие врастать, а не плыть по волнам, ветром гонимая. Я ж там на зеленую мокрицу изойду весь и сгину русальим бабкам на потеху, а рыбам на корм,— оправдывался Зимич, пряча слезящиеся скорым расставанием глаза. Берген же молча пожал руку товарищу и вручил тому свой меч. Возгар попробовал было протестовать, но богатырь отказа не принял, стиснув в объятиях так, что кости лучника захрустели в медвежьей хватке. «И это к нему лишь часть силы вернулась»,— одобрительно хмыкнул наемник, радуясь, что друг идет на поправку.

Видана на пристань не пошла, еще поутру повязав всем на шеи ладанки с защитными травами и благословив в дальний путь. Дольше прочих глядела ведунья в глаза Возгару, а затем, точно бабка в далеком детстве, поцеловала трижды — в обе щеки и в губы:

—Прими себя, сын Гордара. Иначе разобьется янтарь, а после и мира не соберешь. Отпусти на волю душу, что томиться во тьме.

Наемник в ответ кивнул сдержанно, погасив раздражение от очередной загадки. Как-никак знахарка Бергена от неминуемой смерти спасла. Но слова эти странные из головы не шли, томили, мучили, словно искали ответ в нем самом, да никак найти не могли.

На Твердыш Пращура отправлялись впятером: ярл Тур с Мошкой, Яра, Скёль и Возгар. Шестым должен был плыть Усинь, но конь артачился, несмотря на все уговоры.

—Может знак то?— всполошился Зимич, дергая лучника за рукав.— Оставайся с нами. Чего тебе приспичило ящурку-то ловить? Летала, небось, без малого лет сто, полетает еще месяцок. А после, глядишь, Берген оклемается и, как прежде, втроем пойдем?

Предложение подкупало, но Возгар уже принял решение:

—Через месяц Фьорды льдом подернуться могут, да и Крезов наказ с людской прихотью не сравнится. Как знать скольких он на охоту снарядил? Второго шанса ни Крез, ни сама Доля не дадут. Не тужите, как вернусь — добычу отпразднуем. Ну иль пораженье твоей медовухой зальем,— лучник подмигнул старику. Зимич заулыбался в ответ: