Палеонтология антрополога. Том 3. Кайнозой - Станислав Дробышевский Страница 43
Палеонтология антрополога. Том 3. Кайнозой - Станислав Дробышевский читать онлайн бесплатно
Загвоздка тут очевидна: безопасность островной жизни не способствует прогрессивному развитию. В гипотетическом будущем островные капуцины могли бы превратиться в аналоги дронтов или мадагаскарских мегаладаписов – больших, неторопливых и бестолковых. Сомнительно, что эндемичная островная эволюция может хоть кого-нибудь вывести в разумное состояние.
Международная и российская шкала:
23,03 млн л. н. – миоцен: аквитанский век – 20,44 – бурдигальский век – 15,97 – лангийский век – 13,82 – серравальский век – 11,63 – тортонский век – 7,246 – мессинский век – 5,333 – плиоцен: занклский век – 3,6 – пьяченцский век – 2,58
Миоцен – предпоследняя тёплая остановка перед ледяным ужасом современности. В эту эпоху окончательно сложился наш мир; вернее, то, что нас окружает, является замороженным осколком миоцена. Ландшафты и растения, животные и их взаимосвязи – всё в миоцене было крупнее, обильнее и чуточку экзотичнее, чем ныне. Окажись современный человек в тогдашней реальности, он, наверное, решил бы, что просто попал в очень богатый, даже несколько сусальный заповедник. Лебединая песнь кайнозоя – будет ли когда-то планета ещё столь же обильной?..
* * *
Граница палеогена и неогена, как и положено рубежу периодов, ознаменовалась климатическими прыжками: после позднеолигоценового потепления, когда даже Антарктида оттаяла, температуры рухнули, затем опять подскочили, а потом снова упали. После такой тряски температуры несколько миллионов лет медленно росли, будучи даже выше среднеолигоценовых, в середине эпохи достигли нового максимума, а затем уже окончательно покатились вниз, в очередной раз заморозив Антарктиду и к концу миоцена достигнув значений лишь на пару градусов выше современных.
Ландшафты миоцена становятся всё контрастнее и в целом окончательно похожими на современные. В жарких поясах распространяются тропические леса, по их краям – саванны, на севере – первые равнинные бореальные леса, а под конец эпохи и на самом крайнем севере – даже лесотундры. Конечно, процесс шёл неравномерно: в первой половине эпохи на фоне общего потепления просторы начали было зарастать лесами, но во второй окончательно возобладали степи.
Да и карта вполне узнаваема – как будто её рисовал по памяти достаточно старательный, но нерадивый школьник: вроде бы всё на месте, но Панамы нет, Чёрное и Каспийское моря слиты воедино, а на месте россыпи островов Индонезии – единая Сунда, присоединённая к Азии тонким перешейком. Америка чуть западнее нынешнего положения, Австралия чуть южнее – вроде всё и так, но самую чуточку иначе.
В самом конце эпохи из-за похолодания уровень океана стал стремительно падать, открывая новые участки суши. Так, если в первой половине миоцена Средиземное море, слитое с Чёрным и Каспийским, тянулось аж до Урала и чуточку дальше, то в последние полмиллиона лет эпохи оно почти полностью пересохло, на его большей части раскинулись солончаки, и лишь в центре Евро-Африки сохранялась пара грустных замкнутых озёр наподобие нынешнего Арала, да продолжали плескаться прообразы Чёрного и Каспийского морей. Уровень вод на месте нынешнего Средиземного моря был на полтора километра ниже современного, солей же на бывшем дне за несколько циклов обсыхания осело местами до 1,5–2 км толщины! В остававшихся бассейнах сложились свои специфические биоты, которые в начале плиоцена при воссоединении с Мировым океаном были полностью вытеснены пришельцами из большого мира. Мессинский кризис – классический пример региональной катастрофы. Судьбы растений и животных Средиземноморья и ближайших окрестностей типа Чёрного моря радикально поменялись несколько раз, тогда как на биоте Мирового океана эти события никак не сказались.
Маленькая тонкость
Шикарный источник знаний о экосистемах миоцена – мелочь, жившая в древесной листве, а о ней мы знаем из доминиканского янтаря. В янтарных камнях отлично сохранились мухоморы Aureofungus yaniguaensis, пауки-фрины, цикадки-горбатки и множество других существ. Из термита Mastotermes electrodominicus даже удалось добыть ДНК – в полном соответствии с технологией «Юрского парка». Правда, как всегда в случаях с древней генетикой, многие специалисты относятся к этим данным крайне скептически.
* * *
С приближением к современности мы, как ни странно, всё меньше знаем о морских экосистемах. Парадокс прост: чем древнее дно, тем больше вероятность, что в какой-то момент оно перестало быть дном и поднялось наверх, дав возможность изучить его; за последние же два десятка миллионов лет очертания побережий изменились минимально, всё, что падало на дно, там и лежит – глубоко под водой, недоступное нашему взору. Где-то в тёмных пучинах таятся чудесные коралловые рифы и отпечатки рыб, скелеты китов и тюленей, только вот занырнуть туда, раскопать и достать все эти богатства мы не способны. Возможно, ещё через миллионы лет тектонические силы поднимут океанические жёлобы на вершины новых горных хребтов, их склоны растрескаются и осыплются, а учёные будущего найдут там свидетельства жизни миоцена и нашего времени (включая пару подлодок и водолазов), как мы изучаем отложения ордовика или юрского периода. Возможно. Но сейчас мы знаем, по сути, про жизнь лишь побережий миоценовых морей.
Конечно, диалектически действуют и обратные тенденции: миоценовые днища ближе к поверхности, слабее перекрыты более молодыми отложениями, местами они уже вполне обсохли, но ещё не съедены прожорливой геологией, зато там и сям несколько сморщились и вздыбились, что облегчает поиск окаменелостей.
Только с неогена достоверно известны пресноводные губки типа современной бадяги Spongilla, хотя предполагается, что они могли отделиться от прочих ещё в мезозое – мелу или даже юре, а родственные формы известны и из эоцена. Шестилучевые кораллы Hexacorallia в миоцене и плиоцене сокращаются к экватору, спасаясь от надвигающихся холодов.
Carcharodon megalodon
Самые известные морские монстры миоцена – гигантские акулы-мегалодоны. Их латинское название определяется по-разному, первоначальное название Carcharodon megalodon исправлялось на Otodus, Carcharocles и разные прочие; впрочем, суть самих акул от игр систематиков не меняется. Как и от большинства акул, от мегалодонов сохранились только зубы – зато какие! Длина по режущему краю этих смертоносных треугольников достигает восемнадцати сантиметров! Исходя из пропорций современных белых и прочих акул, мегалодоны должны были вырастать в среднем до 10,5 метра, а в пределе – до 14–20 метров, а это вдвое больше белой акулы – самой большой и разрекламированной хищницы из современных (есть, ещё, конечно, китовые и гигантские акулы, сопоставимые с мегалодонами, но это фильтраторы планктона). Мегалодоны, судя по следам их зубов на костях, охотились на китов. Конечно, некоторые критики уже выдвинули версию, что мегалодоны были всего-навсего падальщиками; такое предположение не обходит никаких впечатляюще-гигантских зубастиков прошлого, однако для акул такое предположение не кажется обоснованным. В миоцене мегалодоны чувствовали себя преотлично, ведь моря в это время наполнились просто-таки стадами китов. С другой стороны, немножко странно, что успех одной из самых примитивных и тупых рыб базировался на еде в виде крайне специализированных и умных млекопитающих. Китам это должно быть даже обидно.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments