Двуликий Янус. Спорт как социальный феномен. Сущность и онтологические основания - Алексей Передельский Страница 41

Наконец, в нужном нам аспекте вспомним рассуждения немецкого социолога и философа Макса Вебера о харизматическом политическом лидерстве, которое опирается на иррациональную веру масс в сверхъестественные качества вождя и которое рассматривается Вебером в качестве противовеса и ограничителя власти бюрократического аппарата [см. там же; с. 49–50]. Кстати, его убеждение в неизбежной рутинизации харизмы, в её последующем бюрократическом вырождении интересно сопоставить, например, с процессом становления христианской церкви, изложенным С. Г. Лозинским в книге «История папства» (1986 г.). Указанный момент концепции М. Вебера применим для теоретического комментирования самого начального этапа возникновения христианской церкви, первых шагов спортизации национальных психофизических практик, когда новоявленные функционеры как наиболее зажиточные и влиятельные представители религиозных общин и устроители совместных трапез, распределители бюджетных и внебюджетных финансовых средств оттесняют, отстраняют неформальных лидеров от руководства, сосредотачивают в своих руках власть не только над экономической, но и над чисто религиозной или спортивной стороной жизни рядовых адептов. В том же контексте продуктивен анализ причин возникновения различного рода ересей и даже великих церковных расколов, фанатских движений и субкультур, альтернативных спортивных федераций и ассоциаций.

А теперь на основании приведенного исследования, с учетом политической истории ряда религий мира и мирового спорта попробуем сформулировать некую обобщающую для нашего материала концепцию спорта как института, эволюция которого определяется борьбой и взаимовлиянием собственно спортивно-состязательной и политической сторон.

Обычно становление церкви рассматривается как многоэтапный процесс превращения аморфного религиозного движения в секту, секты – в объединение сект, далее – в деноминацию и, наконец, в церковь с последующим возможным её вырождением через те же или иные формы. У спортивных культур существуют свои этапы (фазы) становления. Нас (в данном случае) интересует не точная последовательность и количество переходных этапов, а социально-политическая подоплека процесса, которая, на наш взгляд, такова: из первоначально эклектического, неоформленного состояния, вызванного неоднородным социально-политическим составом ранних социальных сообществ, доспортивных организаций, религиозный (или светский видовой психофизический) комплекс постепенно переходит к состоянию большей социально-политической определенности. Здесь имеется в виду не усиление социально-групповой однородности, а локализация и концентрация власти в руках узкой группы лиц, как правило, выходцев из привилегированных слоёв общества. Узкогрупповые интересы заставляют спортивное руководство организационно и доктринально сплотиться, чтобы успешно противостоять основной массе рядовых спортсменов-общественников, поскольку противоречия между рядовой массой и элитой обостряются по мере дальнейшей социально-экономической дифференциации, расслоения в процессе объединения и укрупнения профильных сообществ. На месте родового самоуправления и вопреки ему возникает государство, а параллельно с этим процессом (или даже внутри его) на месте самоуправляемых профильных клубов, лиг и федераций появляется спортивный комитет, управление, министерство, короче говоря – государственный орган спортивного управления. Орган спортивного управления оформляется как институт, узурпировавший политическую светско-религиозную власть в качестве дополнения и оформления захваченной узким кругом лиц власти экономической.

Всем политическим организациям, учреждениям, институтам должно быть присуще некое общее системообразующее, интегративное свойство. Этим общим свойством является борьба за власть. Функция, цели и задачи борьбы за политическую власть (без которой не будет полным обладание экономической, религиозной, спортивной или иной властью) определяют общую логику существования и развития политического института, общую логику его политической деятельности.

Любой политический институт, организация, учреждение именно в силу своей политической природы развиваются в соответствии с собственной политической логикой борьбы за власть.

Эта логика уже отличается (и иногда довольно существенно) от тех утопий и идеалов, которые были присущи первичной социальной базе и идеологам, создавшим исходные формы, переросшие или позднее переродившиеся в данные политические образования.

Официальный спорт как политическая форма системно-организационной профильной практики, как политический светско-религиозный институт, на наш взгляд, отчасти также подпадает под рассмотренное правило. Его политическая, светская и религиозная деятельность во многом подчиняются собственно политической логике борьбы за власть, и только непредвзятый анализ этой реальной деятельности может установить степень несоответствия современного спорта – его же официальной доктрине в современной интерпретации или, тем более, в старых толкованиях. Причём ссылки на реакционность или, наоборот, прогрессивность отдельных функционеров не следует принимать как серьезный аргумент. Обвинять или одобрять следует сам институт церкви, исполнителями политической воли которого за редким исключением являются даже высшие руководители.

Итак, спорт как политический институт частично, но существенно придерживается собственно политической логики. Но эта логика сложна и неоднозначна, она определяется сложностью и неоднородностью общей социально-экономической базы спорта. Эта логика имеет три основные тенденции.

1. Ориентация на собственный политический интерес, направленный на захват и удержание политической власти для собственного развития.

2. Адаптационно-адаптирующая деятельность по отношению к господствующим экономическим и политическим силам.

3. Адаптационно-адаптирующая деятельность по отношению к массам рядовых спортсменов, тренеров, болельщиков, судей, демократическим политическим (в том числе физкультурно-спортивным) движениям и организациям, которые имеют реальную силу и размах.

Разницу между этими тенденциями не следует слишком абсолютизировать, ибо в первом случае, когда спорт отстаивает свои собственные политические интересы, он партиен «для-себя-через-себя», в других случаях, когда он отстаивает интересы господствующих или демократических классов (социальных групп), спорт партиен «для-себя-через-другого». Таким образом, спорт всегда «работает на себя», но иногда прямо, а иногда опосредованно, что зависит от конкретной социально-политической ситуации.

В единстве этих трех основных тенденций происходит эволюция спорта по общим делениям политической шкалы.

По этой политической шкале и можно конкретнее проследить динамику соотношения светско-религиозной доктрины, выраженной в Регламенте, и собственно политической стороны института спорта.

Политическая роль спорта в ряде стран (и в первую очередь в России), находящихся в полосе глубокого экономического, социально-политического и идеологического кризиса – вот тема, требующая очень серьезного и честного анализа.

Сегодня, когда средства массовой информации заняты политическими дебатами и идеологической полемикой, когда спорт отождествляется с общечеловеческим гуманистическим институтом, а любая критика спорта воспринимается как проявление махрового консерватизма, мы хотим поставить ряд вопросов. В какой степени современнуый спорт можно считать демократическим институтом? Насколько устойчивы его демократические установки и ориентиры? Является ли обращение к спорту необходимым условием демократического развития общества или, наоборот, демократизация спорта зависит от демократизации общественной жизни?