Двуликий Янус. Спорт как социальный феномен. Сущность и онтологические основания - Алексей Передельский Страница 42

Ответить на поставленные вопросы можно разными способами, в том числе и философски. И хотя трудно найти целостное концептуальное решение интересующих нас вопросов в силу исторически своеобразного звучания последних в современных условиях, мы, тем не менее, хотим обратить внимание на очень ценные для прояснения теоретического ракурса нашего исследования взгляды Эриха Фромма, на его разработку социальных вопросов религии в книге «Психоанализ и религия».

Теоретическую позицию Эриха Фромма по отношению к религии нельзя трактовать однозначно. Здесь – причудливый синтез буржуазного просветительского и фейербаховского антропологического атеизма с довольно своеобразной религиозной философией. Сам Эрих Фромм это обстоятельство объясняет полисемантичностью термина «религия», наличием узкого и широкого смыслов этого понятия, между которыми Фромм постоянно маневрирует. С одной стороны, религия связывается с «системой, помещающей в центр Бога и сверхъестественные силы», что позволяет «считать монотеистическую религию мерилом для понимания и оценки всех других религий» [Фромм Э., 1989; с. 157]. С другой стороны, религия рассматривается как общекультурное явление. Эрих Фромм пишет, что под религией он понимает «любую разделяемую группой систему мышления и действия, позволяющую индивиду вести осмысленное существование и дающую объект для преданного служения» [там же, с. 158]. И хотя трудно согласиться с теоретической посылкой Фромма, заставляющей любую идеологическую, политическую, научную систему взглядов считать религией, нельзя не заметить продуктивность его утверждений о религиозности многих ныне секуляризованных светских образований, например спорта.

Выводя «присущую человеческому существованию» нужду в системе ориентации и служения из дихотомии человеческой природной ориентации на близость к стаду и на разум, Фромм формулирует положение о различении авторитарных и гуманистических религий. В авторитарной религии человек есть отчужденное от своей самости, бесправное, бессильное существо, абсолютно послушное Богу, олицетворяющему власть и силу. Гуманистическая религия, напротив, требует возвышения человека, развития, реализации его потенциальных сил и способностей как разумного существа, и прежде всего способности любить себя и других людей, ценить в них человеческое совершенство.

Не в этом ли состоит суть и многолетних горячих дебатов о гуманистических и авторитарных (политических и коммерческих) составляющих современного спорта?

Бог авторитарной религии – символ насилия и господства, символ непогрешимой власти над грешным человеком.

«В гуманистической религии Бог – образ высшей человеческой самости, символ того, чем человек потенциально является или каким он должен стать…» [там же; с. 176].

По Фромму, существуют светские, государственные, партийные и иные системы, которые принципиально не отличаются от авторитарных религий, где жизнью и достоинством человека пренебрегают во имя «абстрактных и далеких идеалов», а по сути дела – во имя интересов государства или какой-то группы вождей. В обществах, где горстка могучих правителей держит массы в рабском подчинении и страхе, у людей с малолетства воспитывается негативный авторитарный (для нас в данном случае неважно, называть его религиозным или нерелигиозным) опыт ненависти и нетерпения к инакомыслию, опыт рабского повиновения Богу-вождю. Этот опыт способствует процветанию и так укоренившихся в обществе худших, примитивнейших форм религиозного идолопоклонства. И вот тут Фромм ставит чрезвычайно интересный для нас вопрос: «Если человек настолько легко возвращается к более примитивной форме религии, то не выполняют ли сегодня монотеистические религии функции спасения человека от такого возвращения? Не служит ли вера в Бога предохранением от культа предков, тотема или золотого тельца?» [там же; с. 165–166]. Ответ Эриха Фромма таков: «Это было бы так, если бы религии удавалось формировать характер человека в соответствии с провозглашаемыми ею идеалами. Но религия капитулировала и продолжает вновь и вновь вступать в компромиссы со светской властью… Религия не смогла противостоять, с неустанностью и упорством, светской власти, когда та нарушала дух религиозного идеала: наоборот, религия вновь и вновь становилась соучастницей в таких нарушениях» [там же; с. 166].

Фромм отмечает, что гуманистический элемент ярко представлен в основном в ранних формах таких религий, как буддизм, христианство. Да и в дальнейшем конфликт авторитарных и гуманистических принципов в них не прекращался, примером чему служат многочисленные ереси и секты. Но там, «где религия вступила в союз со светской властью, она с необходимостью должна была стать авторитарной» [там же; с. 178].

По сути дела мы несколько ранее и исследовали этот процесс как процесс институционального, т. е. социально-политического оформления доспортивных и спортивных движений.

И хотя сам Фромм, как и пристало неофрейдисту, требует аналитического разоблачения современных форм идолопоклонства, иначе говоря, выступает с просветительских позиций, всё же и он не может обойти то важнейшее условие победы гуманизма, на котором настаивает любой положительный, практический гуманизм. Условие это состоит в том, чтобы было создано (не только идейно, но социально и экономически построено) действительно гуманное общество. Ибо как бы не старались идеологи современного спорта расширить горизонты человеческой любви и свободы, как бы они не старались преодолеть узкогрупповые общественные связи, объединяя людей в любящее спорт и болеющее за него (в смысле спортивного боления) человечество, они не способны преуспеть в этом основательно. Не способны, поскольку «они (религиозные сообщества – А.П.) нарушают и извращают принципы свободы, как только становятся массовыми организациями, управляемыми религиозной бюрократией» [там же; с. 199]. И мы не находим весомых аргументов, чтобы не распространить это утверждение на спорт.

В этой связи не будет лишним заметить, что, как правило, на почве «спортивного богоискательства», идеологически ориентированного морализаторства затеняются и благодаря этому усиливаются как раз консервативные тенденции в спорте. Это дает повод для беспокойства о том, не окажется ли демократизация водой на мельницу последующей спортивно-олимпийской моральной ортодоксии, а значит, и политического консерватизма, идущего с ней рука об руку.

Характерной чертой социальной системы является её необычная сложность, которая обуславливает полифункциональность многих институтов, учреждений и организаций, нередко дублирующих и взаимодополняющих друг друга. Каждый из этих институтов, являясь частью единого общественного организма, как в капле воды отражает в себе связи и отношения данной социальной целостности. Деятельность такого института, в свою очередь, во-первых, находит отклик во всех сферах общественной жизни, а, во-вторых, по мере развития самого института спектр его деятельности постоянно расширяется, охватывая всё новые области социальной практики.

Всё сказанное касается и таких образований, как церковь и спорт, которые будучи явным и неявным, несекуляризованным и секуляризованным организационным оформлением специфической профильной практики, имеют также политический статус. В политическом смысле о церкви или спорте можно говорить либо как о социальном институте, во многом определяющем внутреннюю политику того или иного государства, либо рассматривать их с точки зрения международных политических отношений, то есть как международную организацию. Впрочем, это две неразрывно связанные между собой стороны политической жизни церкви и спорта, которые мы разделяем только в исследовательских целях.