Город Солнца. Сердце мглы - Евгений Рудашевский Страница 14

Старую женщину, три недели назад прибившуюся к экспедиции, наказывать не стали, хотя все понимали, что Тсовинки и Шиники сбежали из-за неё. Безымянная туземка первые дни шла молча. Изредка пропадала, возвращалась, осматривала лагерное снаряжение, с интересом прислушивалась к тому, как Егоров говорит по спутниковому телефону, время от времени подзывала охотников агуаруна к не замеченным ими следам животных: оленей или диких кабанов. По словам Сальникова, Скоробогатов лично распорядился не мешать индианке. Допускал, что она поможет экспедиции, если её участники столкнутся с племенем, из которого туземка пришла, или просто в нужный момент укажет в джунглях на что-нибудь необычное, связанное с Городом Солнца или жившими тут четыре тысячи лет назад чавинцами. Егоров пробовал накормить туземку; та с блаженной улыбкой отказывалась. Всегда питалась кусками сырого мяса. Где и как она их добывала, никто не знал, но сам вид окровавленных кусков плоти в её руках многих пугал.

Женщина отказывалась от удобств лагеря. Не подходила к костру, не брала миску с кипячёной водой. Оставшись на ночь, лежала на земле – от гамака, смеясь, отмахивалась. Изредка в ливень вставала под тент, кажется, больше радуясь его необычному устройству, чем возможности укрыться от непогоды. Индейцы привыкли к туземке. Начали подшучивать над ней. Сакеят, забавляясь, хватала её за высохшую грудь, затем, смеясь ещё громче, брала руку туземки и через ткань прикладывала к своей груди. Прочие агуаруна с улыбкой наблюдали за подобными сценами, да и сама туземка казалась довольной. Даже Дима свыкся с её скромным нарядом, состоявшим из одного лишь пояса, и больше не избегал на неё смотреть. А потом, вернувшись в лагерь после очередной отлучки, туземка начала говорить.

Говорила размахивая руками, переходя от одного человека к другому. Некоторые кандоши и Хоан Ортис из метисов отчасти понимали её слова, смогли разобрать, что женщина просит всех повернуть домой. Её призывы веселили индейцев Скоробогатова, но чем громче и напористее становилась туземка, тем меньше в их ответах было шутливости. Наконец то, как она хватала людей за руки, с каким отчаянием принимаясь тащить и толкать их в обратном направлении, стало настораживать.

Сальников называл туземку старой ведьмой, жалел, что не может прогнать её из лагеря. Однажды пригрозил ей палкой, заметив возле своего гамака. Зои подозревала, что Скоробогатов её боится. Ни разу не подпустил к себе. Впрочем, индианка и не пыталась прорваться к Аркадию Ивановичу. Лишь изредка замирала, уставившись на его палатку.

Сейчас туземки поблизости не было. Зои нарочно высматривала её. Наверное, старуха ушла охотиться. Зои принялась на ходу обмазывать голову репеллентом. Последняя баночка. Толку от него мало. Сколько ни мажь, репеллент быстро сходит с потом и дождевой влагой. От москитов было не спрятаться. Они сопровождали экспедицию чумным облаком. На вечерних стоянках выстилали испод тента чёрной копотью подвижных тел, набивались в уши и глаза. Как ни прикрывай ложку с разваренной фасолью и кусочками пресной оленины, москиты успевали её облепить – выковыривать их было бессмысленным занятием, приходилось есть не обращая внимания на то, как они копошатся во влажной гущине.

Укладываясь спать, Зои, Аня и Екатерина Васильевна по двадцать минут жгли в палатке дымокур; изводили кровососущую нечисть и вылавливали по углам чешуйчатых насекомых. Всех извести не могли, да и палатка местами прохудилась, так что в гамаки ложились одетые, тщательно закутав голые ступни и положив на лицо сложенную в несколько раз марлевую повязку. Если повязка была слишком тонкой и расползалась, москиты умудрялись протиснуть сквозь неё хоботок и, сменяя один другого, поочерёдно впивались в кожу.

Тем, кому мест в палатках не хватило, а таких было большинство, приходилось хуже. Они должны были мириться с гнилостным запахом тряпья, которое подсовывали под спину и которым на ночь оборачивали руки, ноги, голову. Словно обложенные падалью, задыхались, но терпели, потому что, открыв щёлку для дыхания, рисковали проснуться от боли в изъязвлённых и опухших губах. Аня предлагала Диме переселиться к ним, в палатке хватило бы места для четвёртого гамака, а в пришивные палаточные рукава без затруднений протиснулись бы ещё два крепёжных троса. Дима отказался.

– Хочешь сказать, я не справляюсь? Прекрасно! Хочешь, чтобы надо мной смеялись, да? Спрятался от комаров под юбкой сестры? Чудесно!

Зои, вспомнив, с какой злостью Дима отчитывал сестру, улыбнулась. Он, конечно, страдал, однако его поведение было бесконечно детским и по-своему милым. Дима отчаянно хотел повзрослеть и злился, что не было подходящей возможности. Ну, из экспедиции он явно вернётся другим человеком. Если вернётся. Подумав так, Зои перестала улыбаться. Шла за Димой. Смотрела, с каким трудом ему даётся каждый шаг, и не знала, как его подбодрить.

Земля под ногами мялась тёмно-бурым месивом из ползучего лишайника, размякших мечевидных листьев и перегнивших плодов. Ботинки увязали по щиколотку, и приходилось с раздражающим чавканьем вытягивать их для каждого нового шага. Димина трость глубоко входила в землю. Доверившись ей, Дима падал на больную левую ногу. Однажды боком завалился в бочагу, затянутую болотистой ряской и полную подвижных гадов. По бочаге словно нехотя, одолевая тягучее сопротивление, прошла мелкая волна – оборвалась в метре от Димы, громко булькнула содержимым и выпустила наружу вздох зловония. Ей вторил надрывный гогот отсюда неразличимых лягушек.

Когда трость в очередной раз скользнула в глубь грязевой лужи, Дима, не сдержавшись, выругался.

– Скоро всё закончится. – Зои перехватила Димину руку, видя, как он готовится ударить тростью по стоявшей рядом веерной пальме.

– Ну да, – буркнул Дима.

– Нет, я серьёзно.

– С чего ты взяла? – Дима, зашагав вперёд, с сомнением посмотрел на Зои.

– Слышала, как папа говорил с Егоровым. Илья Абрамович сказал, мы почти добрались до конца карты. Других примет нет. Шесть позади. Одна, последняя, впереди.

– Шутишь?

– Ну, есть ещё седьмая примета. По карте она…

– …в стороне от тропы, – нетерпеливо перебил её Дима. – Я помню. Мы с Максом… – Дима запнулся. Чуть ли не впервые упомянул имя друга. – Это мы решили загадку Инти-Виракочи. Намочили статуэтку. Правда, случайно.

– Да, Аня рассказывала, – кивнула Зои.

Её слова подействовали. Дима оживился и ненадолго отвлёкся от болевшей ноги.

– Так вот до седьмой, отдельной приметы, – продолжала Зои, – агуаруна сбегали отдельно. Правда, не нашли там никаких камней и… В общем, карта скоро закончится.

– Не лучшее место для возрождённого Эдема, – усмехнулся Дима. Оглянувшись, посмотрел на шедших позади Артуро и Рауля, словно боялся, что они подслушают и поймут его русскую речь. – Думаешь, мы скоро найдём Город Солнца?

– Не знаю. Но было бы классно. Старинный, затерянный в джунглях город! – Зои тихонько захлопала в ладоши.

– Если от него там что-то осталось…

Дима теперь шагал бодрее. Следующие два часа они с Зои говорили, каким окажется Город Солнца, гадали о судьбе его жителей. Изредка затихали, заслышав в отдалении предсмертный крик мелкого животного, угодившего в лапы хищнику, потом вновь начинали говорить, не замечая ни усилившегося дождя, ни зловония болотистых разливов. Когда земля под ногами окрепла, а проложенная индейцами тропа вывела на ощутимую возвышенность, идти стало легче.