Паутина судьбы - Валентин Пушкин Страница 46

Потом он прошелся по магазинам, похрустывая в кармане жалким гонораром, пока весь его не потратил. Когда он принес свою продовольственную поклажу и вывалил на стол главного редактора, у того высоко поднялись интеллигентные брови.

– Стоило ли так тратиться, тем более в нынешние-то времена, – с кривой улыбкой произнес Шелковников, почему-то чувствуя себя униженным.

– А у нас вчера в церкви отпевание было. Двух крутых отпевали с продырявленными башками.

Шелковников слегка порозовел. Однако принять участие в торжестве, устроенном Морхининым, не отказался.

В течение ближайших недель и месяцев Морхинин дарил знакомым полученные вместо денежного вознаграждения приятные книжечки журнала «Лефт», где основное место занимал его роман «Шестая кулиса».

Морхинин продолжал дарение, пока у него не осталось всего пять экземпляров. Их он отложил на память о своем приключении в этом журнале, который в скором времени перестал существовать. Директор Шелковников с помощью старых связей перебрался в солидное рекламное агентство. Пару раз Морхинин натыкался в «Литературной газете» на его ворчливые заметки, умеренно критикующие современное положение вещей.

А Микола Лямченко, которого теперь предупредительно называли Николай Иванович, стал изредка печатать подборки морхининских стихов. Этому, по-видимому, способствовала жена Лямченко Люба, испытывающая к Морхинину дружескую симпатию.

Раздобыв значительные средства (видимо, не без поддержки высшего руководства СПР), деловитый Лямченко организовал Издательский дом «Российская литература». Кроме газеты он нашел помещение для четырех сотрудников с компьютерами, а для себя – маленький кабинетик с ноутбуком, иконой Казанской Божьей Матери, письменным столом и подозрительным шкафчиком, скрывающим стеклянную кубатуру.

Издание книг на средства авторов сначала двигалось не очень споро, конкурентов хватало, но вскоре лед тронулся. Домохозяйки, подполковники в отставке, научные сотрудники, учителя – короче, те москвичи и провинциалы, которые по политическим убеждениям и национальным амбициям не принимали современный режим, но желали издать собственные опусы (пусть и на свои кровные), активно понесли свои изделия в Издательский дом. Лямченко и его официальные покровители начали процветать.

Николай быстро привык разговаривать менторским тоном.

– Хватит тебе рыскать по жульническим коммерческим издательствам со своей «Шестой кулисой». Приноси мне. Издадим на высоком техническом и художественном уровне, – сказал он однажды Морхинину.

– У меня нет денег, – мрачно ответил бывший хорист.

– Я организую самую дешевую экипировку твоему роману и напишу вступление, где превознесу тебя до небес. У тебя старшая дочь богатая, попроси у нее двадцать тысяч.

– Дочь не очень готова отстегивать на книгу.

– Шоб холера взяла такую дочь. Но ведь давала же баксы на презентацию в Италии.

– Это, говорит, престижно.

– Задрипанные слависты в каком-то Турине – престижно? А у меня в СПР – непрестижно? Назло достану бабло и сам издам тысячу экземпляров.

– И что я буду с ними делать? Ну, подарю пятьдесят штук, а остальные?

– У меня есть человек, который продаст в московских магазинах за небольшие комиссионные.

Морхинин посопел, похлопал глазами, почесал в затылке.

– Ну?! Валерьян! – орал Лямченко. – Это будет бестселлер! Вернем затраченные деньги и заработаем втрое. Не журись! Читатель бросится на роман, где раскрываются тайны за кулисами главного театра!

– Хорошо, попробую, – вздохнул Морхинин.

Он позвонил Зименкову. Тот взял трубку с веселым ржанием.

– Да-к что? Поедем на следующий концерт? Стихи читать будешь, а, Валька? Может, и в другой раз жив останешься? – изошел остротами бывший директор Международного центра по кибернетике, а нынче бизнесмен-эмигрант.

Морхинин стал объяснять, что собирается издать роман такого скандального содержания… Словом, ни одно издательство не берется издавать, трусят.

– Соглашается храбрец Лямченко, который был тогда на концерте, помнишь? Но тут загвоздка. Издать такой роман можно только за свои деньги.

– Сколько надо? – сразу похолодевшим голосом спросил бывший зять члена Политбюро.

– Для такого крупного бизнесмена, как ты, Юра, это пустяки: шестьсот-семьсот долларов. Ну, может быть, тысяча. Ладно, хорошо. Чтобы, как говорится, с походом – полторы.

– Ты понимаешь, старик, сейчас тяжелейшее положение. Каждый доллар на счету. Дефолт, одним словом. В другое время разговора бы не было. А тут – проблема. У меня сейчас со всех сторон выплаты. И в России, и в Швейцарии, и…

– Ладно, не морочь голову, Зименков. Я ведь хоть и не бизнесмен, но не ребенок… И не идиот. Не выдувай из себя всякие ужасные обстоятельства. Дашь денег или нет?

Морхинин подумал с невольным омерзением: «Как же сожрала их ушлые душонки вся эта мировая система! Да будь у меня столько денег, я бы дал товарищу на книгу в десять раз больше. Как раз столько, сколько он тратит, когда везет любовницу в какой-нибудь ночной ресторан…»

– Полторы тысячи баксов? – спрашивал Зименков. – Подарить?

– Да в долг прошу, в долг. Верну через месяц-другой. Не страдай, – Морхинин испытывал сейчас к бывшему школьному товарищу искреннее презрение.

Морхинин приехал по указанному Зименковым адресу. Среди старых подновленных – новые светлопанельные строения. Стекло, металлические сверкающие перехваты, тяжелые двери, обитые металлом; какие-то круглые приборчики наверху и сбоку, мигающие огоньки… Охрана. Подбористые, спортивные люди в цивильных костюмах, равнодушные, хорошо выбритые, взгляды ледяные.

Изредка быстро проходят в великолепно сидящих пиджаках офисные мужчины – молодые, среднего возраста. Ни малейшего интереса к чему-либо на свете, кроме исполняемого в данную секунду дела. Совсем редко на небольших каблучках отстукивают торопливую дробь походки молодые женщины в скромных узких платьях. Женщины, как и мужчины, стройны, худощавы, ноги безукоризненны… Появляются, исчезают. Только дверь с нажатием кнопки отползает в сторону, пропуская, и – все опять плотно закрыто. Никого. Морхинин почти гипнотически понимает: происходит священный процесс. Здесь делают деньги.

Он подходит к оконцу за стеклом. Там голова. Морхинин протягивает паспорт. Смотрят жутко внимательно, потом на компьютере: тык-тык-тык… «Налево, вторая дверь, лифт, пятый этаж…»

Морхинин наконец идет по прямому, как стрела, коридору без дверей, только в конце его дверца без ручки. Он подходит, нажимает кнопку, на него направляется маленький стеклянный глаз. Тишина. Все неподвижно. Вдруг загорается огонек. Щелк! Дверь отъезжает. Морхинин в приемной у Зименкова.

Две молодые женщины сидят за столиками странной конструкции, на столиках голубые мониторы. Не обращая внимания на вошедшего, работают: пальчики носятся по клавиатуре. «Пианистки-компьютеристки»… – с натужной иронией думает Морхинин.