Паутина судьбы - Валентин Пушкин Страница 45

В обширном кабинете навстречу своей заместительнице и Морхинину поднялся главный редактор – среднего роста изящный мужчина в хорошо отглаженном костюме и нестрогом галстуке на голубой сорочке. Чисто выбритое лицо, чуть слащавая улыбка и мягкое, почти нежное рукопожатие как-то особенно соответствовали его фамилии. На вид – лет сорока.

– Очень приятно, – воркующим баритоном произнес Шелковников. – Новый автор – новый шаг в развитии журнала. Буду рад познакомиться поближе.

Морхинин пришел к выводу, что внешний облик и манеры главного редактора не просто соответствуют фамилии, полученной от предков, но попросту типичны. Он давно заметил: люди, обладающие такими фамилиями, как Бархатов, Гладилин, Замшев, Мягков или вот Шелковников, при внешней любезности показывают в некоторых ситуациях твердость характера, не пугаясь крупных разговоров, склок и скандалов.

В пятницу Морхинин принес водку и закуску. Пожилая дама с игривой резвостью расстелила на столе в кабинете начальника крахмальные салфетки. Ловко и тонко порезала колбасу, ветчину, сыр, хлеб и присовокупила от себя фаянсовую мисочку с икрой из баклажанов. Расставила сияюще протертые рюмки. Чувствовалось, что в дореформенные годы процветания журнала «Советская литература на иностранных языках» (предшествовавшего «Лефту») пожилая дама была прекрасным организатором застолий, небольших юбилеев и торжественных встреч.

– С плодотворным знакомством, – разливая водку, произнес Шелковников и выпил с нескрываемым удовольствием.

Поговорили об обязательной публикации «Шестой кулисы» в одном из номеров приближающегося Нового года. Александр Степанович оставался в душе умеренно-просоветским патриотом, так как при всех его попытках, он не попал в число преуспевающих бизнесменов, политиков, журналистов, хотя некоторые из его знакомых литераторов были более удачливы. Шелковников успел зацепить журнал, стать директором и захватить прекрасное помещение на Бережковской набережной. Журнал выходил регулярно, несмотря на нехватку средств. Требовалось делать реверансы в поддержку новых хозяев, сменить стиль, содержание печатной продукции да и подборку авторов тоже.

Перед Новым годом Морхинин принес в редакцию «Лефта» по три экземпляра «Проперция» и «Плано Карпини». С прочувствованными поздравлениями он подарил их директору, Викторине Ильиничне и Черняеву.

Шелковников не ожидал таких проявлений литературной успешности Морхинина. Он как-то подтянулся в разговоре и уже не считал, видимо, публикацию «Шестой кулисы» блажью своей заместительницы.

Викторина Ильинична пришла в восторг. Что касалось человека с голодным лицом, то он оторопело и долго рассматривал оба романа Морхинина, будто не веря, что это действительно осуществление чужого творчества. У него таких удач еще не случалось. Впрочем, он считал себя даровитым писателем, временно попавшим в неудачную полосу жизни.

Викторина Ильинична кропотливо работала над текстом «Шестой кулисы», неоднократно советуясь с Морхининым. Случайно узнав от него, что время от времени он занимается сочинительством стихов, литературная дама потребовала принести их. Она позвала нервного пожилого редактора Романова, ведущего в журнале раздел поэзии. Стихи Морхинина понравились, а редактор Романов даже смотрел на него удивленно: «Где вы были-то вообще раньше?»

Иногда Морхинин вспоминал забавный случай, имеющий отношение к его литературным занятиям. В преддверии романа «Плано Карпини» Морхинин много читал о Древнем Китае и Монголии. В частности, каждую главу в романе он решил начинать эпиграфом из древних гениев Дальнего Востока, потому он и брал с собой на спектакль (был еще хористом) толстый фолиант «Поэзии Древнего Китая». Читал в антрактах. Естественно, никто из коллег не интересовался, что листает у себя в гримуборной этот странноватый Морхинин.

И вот по окончании большого спектакля он зашел в канцелярию хора справиться о завтрашней репетиции. Он пошутил с женщинами, раскланялся с заведующим, пожал руку приятельствующему с ним хормейстеру Утицыну и вышел в коридор, однако обнаружил отсутствие книги, по оплошности оставленной в канцелярии. Крутнувшись резво на одной ножке, Морхинин упругим шагом возвратился. Без стука открыл дверь и увидел странную картину. «Поэзию Древнего Китая» осторожно держал в руках сам заведующий. А к нему со всех сторон, вытянув шеи, группировались присутствующие.

Морхинин вошел с извинением. Любопытствующие шарахнулись в стороны. В глазах у них пучился если не ужас, то выражение, близкое к паническому. Заведующий деревянным жестом протянул ему книгу. А хормейстер Утицын, страдая и стыдясь за него, спросил:

– Зачем, Валя?

– Что? – не понял Морхинин.

– Вот это: Ли Ду, Фу Бу…

– Ты хотел сказать: Ли Бо, Ду Фу? – Морхинин взял книгу. – Мне нравится, – сказал он.

Когда он уходил, унося свою книгу, его сопровождало напряженное молчание. А один из «общественников» покрутил у виска пальцем. Морхинин повернулся к нему и предупредил самым серьезным тоном:

– Смотри дырку не проверти. А то мозги вытекут.

На другой день Утицын взял его под руку и, будто оправдываясь, произнес:

– Нет, ты пойми правильно. Хорошо, ты не любишь стучать костяшками домино. Ну не играй даже в шашки и не рассказывай анекдоты. У нас есть такие, которые читают в антрактах Ремарка… или детектив какой-нибудь, – Утицын помотал головой с видом горестного сожаления. – Хоть бы ты принес смешное что-нибудь… Чехова, например, или журнал «Крокодил»… А ты – древнюю поэзию… китайскую… Зачем ставить заведующего, хормейстеров и председателя профкома в неловкое положение? Понятно, ты хотел показать, что ты особенный… Постой, ты куда?