Симфония тьмы - Чингиз Абдуллаев Страница 36

Его наблюдатель имел четко выраженные черты, присущиелатиноамериканцам и особенно бразильцам, чья нация формировалась путем слияниябелых колонистов, черных рабов и местных индейцев. Дронго прошел по улице Мирапо направлению к Гранд-опера. Это было недалеко, он шел минут десять, проверяясвоего наблюдателя. Молодой человек был явно не профессионалом, но зналнекоторые приемы, которым его, очевидно, наспех обучил Шварцман. Дронгоповернул обратно и вскоре вышел на улицу Кастильон, переходя на пересекающую ееулицу Сент-Оноре, после чего вновь свернул налево и зашагал по направлению квсемирно известной галерее Лафайет, размышляя над досадным просчетом,случившимся в процессе работы против такого опасного противника, как Ястреб.Нужно было точно проверить, с кем именно он сидел и кто был освобожден до егопобега, недовольно думал Дронго.

Уже в самой галерее, где можно было потеряться, даже незахотев этого, он легко оторвался от наблюдения и в положенное время был умузея д'Орсе, где его терпеливо ждала Барбара, одетая в легкое светлое пальто.

– Все в порядке? – осведомилась она. –Кажется, у вас не было никаких проблем?

– Да, – ответил Дронго, – я несколькопреувеличивал опасность.

Она удивленно взглянула на него. – Никак не могупонять, когда вы шутите, когда обманываете, а когда говорите правду, –заметила Барбара, – но думаю, сейчас вы как раз меня обманываете. Идемте вмузей.

Бывший железнодорожный вокзал, оборудованный в музей,поражал обилием собранных здесь шедевров импрессионистов. Искусство французскихживописцев с 1848 по 1920 год было представлено наиболее полно и во всем своемвеликолепии. Кроме собственно картин, здесь были наборы мебели, образцыдизайнерского искусства периода Второй империи и Третьей республики, дажепредметы быта.

Они провели в музее более трех часов, но почти нечувствовали усталости. Лишь выйдя из музея, он предложил пообедать, и онасогласилась. Стоянка такси была рядом с музеем, метрах в ста от входа. Дронгопредложил поехать в ресторан «Ла Винь» на Монмартре, знаменитый ресторанПарижа, рядом с которым еще сохранились последние виноградники Монмартра.

В некотором смысле им повезло. Шел уже четвертый час, и вэто время в ресторане было мало людей. Французы традиционно заходили врестораны и кафе во время ленча и после работы, когда сюда вообще трудно былопопасть. Парижские гурманы любили именно это время дня – после шести часоввечера.

В ресторане играла тихая музыка. Предупредительный официантбыстро принес два бокала розового вина, традиционно подаваемого посетителям.Приняв заказ, он так же быстро удалился.

Меню было отпечатано на французском языке, и поэтому весьзаказ сделала сама Барбара, хорошо владевшая французским. Когда официантотошел, она заметила:

– Очень странно, мистер Саундерс, что вы так хорошознаете английский язык, а не говорите по-французски.

– Ничего странного. Я просто был большим лентяем вмолодости, – пожал плечами Дронго.

Она улыбнулась.

– Сейчас вы уже в зрелом возрасте? – Он не мог незаметить явной насмешки.

– Не знаю, – честно ответил Дронго, – хотяиногда кажется, что да, в очень зрелом. Иногда я чувствую себя стариком. Это,наверно, просто критический возраст. Говорят, он бывает у мужчин лет в сорокили около того.

– Вам сорок лет? – удивилась она. Он выгляделгораздо старше.

– Даже меньше, – честно признался Дронго, –просто я так выгляжу. Уже полысевший и пополневший. Знаете, я вывел свойсобственный закон лысой головы.

– И каковы его главные постулаты?

– Лысеющий человек или лысый в молодости выглядитзначительно старше своих лет. Это бывает примерно до сорока пяти – пятидесятилет. А затем лысина обретает свойство обратимости, и чем старше человек, теммоложе он выглядит. Ведь в этом случае не видно седеющих и ломающихсястариковских волос.

Она рассмеялась.

– Можно фиксировать как ваше открытие, –одобрительно сказала Барбара, поднимая бокал.

– За вас, – сказал он, поднимая свой.

– За вас, – кивнула она, выпив все вино до дна.

Он, как обычно, сделал несколько глотков. Вино было хорошее,но даже этот легкий напиток он не употреблял в больших количествах. Дождавшись,когда она поставит свой бокал на стол, он спросил:

– А почему вы решили, что я учил английский? Это, можетбыть, мой родной язык.

– Нет, – возразила Барбара, – я все-такинемного разбираюсь в этом вопросе. Лингвистика и филология мое, если хотите,увлечение. Вы не англичанин. И не американец. Для этого вы слишком старательновыговариваете окончания. Я знаю, что вас пригласил Якобсон. И понимаю, что вашенастоящее имя не Саундерс. Вы, возможно, венгр или словак, хотя Осинскийсчитает, что вы русский. Так ему сказал Якобсон.

Он молчал.

– Вы не хотите говорить на эту тему? – понялаБарбара. – Тогда не будем.

– Нет, – возразил Дронго, – просто мистерЯкобсон имел в виду ту страну, которая раньше называлась Советским Союзом. Ябыл гражданином этой страны. Сейчас ее нет. Просто не существует. И, наверно,уже никогда больше не будет. Во всяком случае, в том виде, в каком она была.Некоторые считают, что это хорошо. Другие полагают, что плохо. Я просто сожалеюоб этом. Это была моя страна. Страна, в которой прошли мое детство и юность.Теперь я гражданин уже другой страны. Но это уже совсем другая история. Еслихотите, я гражданин исчезнувшей Атлантиды. Мой материк давно ушел под воду, а явсе еще пытаюсь оставаться ему верным. Может, поэтому я так старо выгляжу?

– Нет, – возразила Барбара, – просто трагедияАтлантиды, кажется, на вас серьезно подействовала.

– И вы даже не представляете как, – задумчивосказал Дронго, – впрочем, я, кажется, становлюсь меланхоликом. В обществекрасивой женщины рассуждаю о чем-то философски отвлеченном.

– Вы боитесь умереть? – спросила Барбара.

– Не знаю, – предельно искренне ответилДронго. – Я просто об этом никогда не думал. Наверное, боюсь, но стараюсьоб этом не думать. Как и большинство людей на земле.

– Большинство людей не имеют такой профессии. Яслышала, как мистер Якобсон рассказывал про вас Осинскому. Он называл васлучшим в мире аналитиком, сравнивая ваш мозг с великолепным компьютером.

– Это просто свойство характера, – пошутилДронго, – у каждого человека есть свои положительные моменты. Одинобладает удивительным слухом, скажем, как маэстро Осинский. Другой имеетпрекрасное обоняние, третий дегустирует вина, четвертый пишет стихи. Есть такиеменеджеры, как Песах Якобсон, кажется, рожденные для этой деятельности. Ялюбитель разгадывать человеческие кроссворды. У меня это просто лучшеполучается. Вот и весь мой секрет. – К какой категории людей вы относитеменя? – вдруг спросила Барбара.