Левиафан - Борис Акунин Страница 35

— Сообразили наконец, — жалостливопокачала головой Рената. — Ведь это яснее ясного. Вы хоть видели, какимиглазами он на меня смотрит? Это же зверь, монстр! Я боюсь одна по коридорамходить. Вчера встретила его на лестнице, а вокруг ни души. Так внутри все иекнуло! — Она схватилась рукой за живот. — Я за ним уже давнонаблюдаю. По ночам у него в окне свет горит, а шторы плотно задернуты. Вчерабыла ма-аленькая такая щелочка. Я заглянула с палубы — он стоит посреди каюты,руками размахивает, строит жуткие рожи, кому-то пальцем грозит. Кошмар! Потом,ночью уже, разыгралась у меня мигрень, вышла подышать свежим воздухом. Вдругсмотрю — стоит на баке наш псих, голову к небу задрал и смотрит на луну черезкакую-то железяку. Тут меня и осенило! — Рената подалась вперед и перешлана шепот. — Луна-то полная, круглая. Вот он и ошалел. Он маньяк, укоторого в полнолуние кровожадность просыпается. Я читала про таких! Что вы наменя, как на дуру, смотрите? Вы в календарь заглядывали? — Рената сторжествующим видом достала из ридикюля календарик. — Вот, полюбуйтесь, япроверила. 15 марта, когда на улице Гренель убили десять человек, как раз былополнолуние. Видите, написано черным по белому: pleine lune. [15]

Барбос посмотрел, но довольно лениво.

— Да что вы таращитесь, словнофилин! — рассердилась Рената. — Вы хоть понимаете, что сегодня опятьполнолуние! Пока будете тут рассиживаться, у него снова ум за разум зайдет, ион еще кого-нибудь укокошит. Я даже знаю кого — меня. Он меня ненавидит, —ее голос истерически дрогнул. — Меня все хотят убить на этом мерзкомпароходе! То африканец набросился, то азиат этот пялится и желваками шевелит, атеперь еще сбрендивший баронет!

Барбос смотрел на нее тяжелым, немигающимвзглядом, и Рената помахала у него перед носом рукой:

— Ау! Мсье Гош! Вы часом не уснули?

Дед крепко взял ее за запястье, отвел руку исурово сказал:

— Ну вот что, голуба. Хватит дуракавалять. С рыжим баронетом я разберусь, а вы мне лучше про шприц расскажите. Дане крутить, правду говорить! — рявкнул он так, что Рената вжала голову вплечи.

* * *

За ужином она сидела, уставившись в тарелку. Ксотэ из угрей почти не притронулась — а всегда ела с отменным аппетитом. Глазабыли красные, опухшие. Губы время от времени чуть подрагивали.

Зато Барбос был добродушен и даже благостен.На Ренату поглядывал часто и не без суровости, но взгляд был не враждебный,скорее отеческий. Не так уж грозен комиссар Гош, каким хочет казаться.

— Солидная вещь, — сказал он, сзавистью глядя на часы Биг-Бен, стоявшие в углу салона. — Есть жесчастливые люди.

Монументальный приз не влез к Фандорину вкаюту и временно поселился в «Виндзоре». Дубовая башня оглушительно тикала,позвякивала, похрюкивала и каждый час закатывала такой набат, что с непривычкивсе хватались за сердце. А за завтраком, когда Биг-Бен с десятиминутнымопозданием известил о том, что уже девять, докторша чуть не проглотила чайнуюложечку. К тому же в основании башня была явно узковата и при сильной волненачинала угрожающе раскачиваться. Вот и сейчас, когда ветер посвежел и белыезанавески на распахнутых окнах капитулянтски затрепыхались под ветром, Биг-Бенрасскрипелся не на шутку.

Русский, кажется, принял искреннее восхищениекомиссара за иронию и стал оправдываться:

— Я им г-говорил, чтобы часы тоже отдалипадшим женщинам, но господин Дрие был неумолим. Клянусь Христом, Аллахом иБуддой, к-когда прибудем в Калькутту, я забуду это страшилище на пароходе.Никто не посмеет навязать мне этот кошмар!

Он тревожно покосился на лейтенанта Ренье —тот дипломатично промолчал. Тогда в поисках сочувствия дипломат взглянул наРенату, но она ответила суровым взглядом исподлобья. Во-первых, настроение былоскверное, а во-вторых, Фандорин с некоторых пор был у нее не в чести.

Тут была своя история.

Началось с того, что Рената заметила, какквелая миссис Труффо оживает прямо на глазах, если оказывается поблизости отдушки дипломата. Да и сам мсье Фандорин, судя по всему, относился к тойраспространенной породе записных красавцев, кто в каждой дурнушке умеетусмотреть что-нибудь пикантное, ни одной не пренебрегает. К этой разновидностимужчин Рената в принципе относилась с уважением и даже была к ним неравнодушна.Ужасно любопытно было бы узнать, какую изюминку откопал голубоглазый брюнет вунылой докторше. А то, что он испытывает к ней определенный интерес, сомненийне вызывало.

Несколько дней назад Рената сталасвидетельницей забавной сценки, разыгранной с участием двух актеров: миссисТруффо (амплуа — женщина-вамп) и мсье Фандорин (амплуа — коварныйсоблазнитель). Аудитория состояла из одной молодой дамы (на редкостьпривлекательной, хоть и в интересном положении), притаившейся за высокойспинкой шезлонга и подглядывавшей в ручное зеркальце. Место действия — корма.Время — романтический закат. Пьеса исполнялась на английском языке.

Докторша подкатывалась к дипломату по всейслоновьей науке британского обольщения (оба действующих лица стояли у перил,вполоборота к уже упомянутому шезлонгу). Начала миссис Труффо, как положено, спогоды:

— Здесь, в южных широтах, солнце светиттак ярко! — проблеяла она с пылом.

— О да, — ответил Фандорин. — ВРоссии в это время г-года еще не стаял снег, а здесь температура достигаеттридцати пяти градусов Цельсия, и это в тени, а на солнцепеке еще жарче.

Теперь, после удачного завершения прелюдии,миссис Козья Морда почувствовала себя вправе перейти к более интимномупредмету:

— Просто не знаю, как мне быть! — сприличествующей теме застенчивостью поведала она. — У меня такая белаякожа! Это несносное солнце испортит мой цвет лица, да еще, чего доброго, одаритвеснушками.

— Вопрос с веснушками меня т-тоже оченьбеспокоит, — с глубокой серьезностью ответил русский. — Но я проявилпредусмотрительность, захватил с собой лосьон из экстракта турецкой ромашки.Видите — загар ровный, а веснушек совсем нет.

И подставил, змей-искуситель, добропорядочнойженщине свое смазливое личико.

Голос миссис Труффо предательски дрогнул:

— Действительно, ни одной веснушки…Только брови и ресницы немножко выгорели. У вас дивный эпителий, мистерФэндорин, просто дивный!

Сейчас он поцелует, предсказала Рената, видя,что эпителий дипломата отделен от раскрасневшейся физиономии докторшикакими-нибудь пятью сантиметрами.

Предсказала — и ошиблась.

Фандорин отодвинулся и сказал: