Рай на земле - Яна Темиз Страница 28

Переждав положенные охи и вздохи, Назым смог снова задать свой вопрос.

И снова впустую.

Даже взволновавшись и проникнувшись сознанием собственной значительности, пожилая мадам продолжала утверждать, что никого и ничего не видела, ничего не слышала, ничего не знает, в баре посидела совсем недолго, чтобы успокоиться, потому что за ней совершенно точно кто-то шел, и ей это очень не понравилось, и было какое-то предчувствие…

– Тут есть мальчишки, которые любят за такими одинокими купальщицами подсматривать, – отмахнулся от предчувствий и прочего саспенса Назым. – Вы ее спросите: небось топлесс купается-то? Ну вот, видите, а потом жалуется! Здесь все-таки Турция, а не Америка, народ еще на всякую порнографию не насмотрелся, а мальчишки вообще везде одинаковые! С пляжа-то их ваши секьюрити так называемые гоняют, конечно?

– Разумеется, – подтвердила Дилек.

– Ну вот они по утрам да по вечерам и промышляют. Может, и стянуть чего рассчитывают: часы там или очки, им много не надо. Так что вы своим бездельникам скажите, чтоб присматривали. А то вон у клиенток ваших глюки да предчувствия – за такие-то деньги! Недоработочка, а?

Ему нравилось наблюдать, как она злится, не давая этой злости выглянуть наружу.

– Спасибо большое, – улыбнулась она Елене Георгиевне и Вере. – Я должна проводить офицера. С вашей проблемой я постараюсь разобраться. В нашем отеле подобные истории абсолютно исключены. Хорошо, что ничего не пропало. Скорее всего, это небрежность горничных, и они будут наказаны. Если возникнут какие-то проблемы, обращайтесь прямо ко мне.

Она протянула Вере карточку с номерами телефонов.

Разговор окончен – поняли они.

Ну и слава богу – подумала Вера. Сейчас я пойду на пляж, обгорю до красноты и не смогу думать ни о чем, кроме собственной кожи.

В конце концов, мне все же лучше, чем той неизвестной туристке!

15

– Ну и как вечер воспоминаний? Удался?

Утренний пляж был хорош: чистейший песок, еще не раскаленный, как сковородка, чистейшее небо без единого облачка, нежнейшее, почти неслышное море, много свободных зонтиков.

Так какого черта, спрашивается, он устраивается рядом с ней да еще и задает свои идиотские вопросы?! Вера приподнялась, радуясь, что на ней черные очки и большая шляпа: как будто под всей этой маскировкой ее самой не разглядеть. Сейчас надо окончательно дать понять этому типу, что терпеть и дальше его приставания она не желает.

– Извините, – собравшись с духом, проскрипела она из-под шляпы, – я хотела бы позагорать. В одиночестве. Я приехала сюда отдохнуть – особенно от общения.

– А вчера целый день общались! – не так-то просто от него отвязаться. – Общались, правда, не со мной…

– Валерий, я вас очень прошу! Я… у меня болит голова, я хочу просто полежать на солнце. Одна и в тишине. Пожалуйста, – Вера вдруг поняла, что уже не играет, а говорит совершенно искренне, – не портите мне отдых. Ну, пообщайтесь с кем-нибудь еще, я совсем неподходящая компания, правда! Вон Алла скучает, она веселая, общительная… или девушки вон там…

– Верочка, разве в этом дело! Я-то рассчитывал пообщаться с вами… а где, кстати, ваша старушка?

– Елена Георгиевна? – почему-то ее покоробило от «старушки». – Она днем на пляж не ходит, слишком жарко.

Если сейчас встать и пойти к морю, он непременно увяжется следом. И уплыть не удастся, так что нечего и надеяться изобразить Ундину. Печальную Ундину, брошенную своим рыцарем ради какой-то… Брунгильды, что ли? Умела бы я хорошо плавать… а то еще утону, как та несчастная немка. Кажется, он сказал, немка… вот ведь судьба! Опять как у Бродского: «…по торговым он делам сюда приплыл, а не за этим»!

Не за смертью.

Наверное, это и называется, что человек «внезапно смертен», как сказано у другого известного классика, и что неисповедимы пути…

– Валерий, – с непонятно откуда взявшейся решительностью Вера перебила какие-то нерасслышанные фразы и встала, – вы вынуждаете меня уйти в номер, а мне этого совершенно не хочется. Я приехала отдохнуть, повторяю вам. И если я одна, то это потому, что мне нужно побыть одной, понимаете?

– Верочка, он совершенно безнадежно женат, вы заметили? В отличие от меня…

– Боже мой, да меня совершенно не интересует, кто из вас женат! Я… я скоро обращусь к администрации отеля, – сказала она голосом склочницы. – Оставьте меня в покое, в конце концов!

– Хорошо, хорошо, Верочка, ну что вы, право? Вы не в духе, я все понял, уже ухожу! Это вас, наверно, утопленница расстроила?

– Какая?.. Ах, да… а вы откуда знаете?

– А вот так! Не все меня презирают, как вы! Ваша старушка рассказала своей подруге, а та уже мне… мы с ее приятелем, – Валерий выразительно подмигнул, – вчера в бильярд играли, заодно и с ней задружились. Если передумаете, Верочка, только мигните, я тут неподалеку…

Он говорил еще что-то, потом говорил уже в отдалении, обращаясь к каким-то девушкам, его голос и невыносимая самоуверенность интонаций так и лезли в уши, – господи, хоть бы море шумело, так нет же: полный штиль и благодать!

Вчера вечером все-таки были волны. Моря без волн Вера не то чтобы не любила, просто, тихое и гладкое, оно было ей неинтересно. Вчера море помогло ей: она не выдержала бы этого ужина, если бы не могла иногда отводить взгляд и смотреть на белые кружева пены на черных волнах.

Как это странно говорится: пена кружев, кружева пены… это было у моря, где какая-то пена… ажурная, вот какая, поэтому и кружева вспомнились! Это было у моря… у самого синего моря…

Тогда тоже было море.

Советских специалистов иногда на него вывозили, потому что в том диком районе, где они вместе с турками и почему-то венграми возводили какую-то очень индустриальную штуковину, никакого моря, разумеется, не было. Их возили в маленький курортный городок, расположенный на берегу Мраморного моря, с забавным, каким-то не турецким названием Муданья. «Слово из пяти букв: житель города Муданьи!» – упорно острили наши инженеры и обижались, если не все из слышавших шутку смеялись. Вере и в первый-то раз смеяться над подобной игрой слов не хотелось, но после третьего, пятого, десятого раза эта «Муданья» ее просто бесила. Так же как ежедневные подколки тех же инженеров на автобусной остановке: этих остановок в их наскоро построенном поселке было всего две, и на той, где все советские дожидались своего автобуса по утрам, было написано «DURAK-1». То, что «остановка» по-турецки «дурак», само по себе было предметом и поводом постоянного веселья, но интереснее всего было, разумеется, подкараулить ничего не подозревающего товарища по партии, мирно ожидающего автобуса, и сфотографировать его под этой замечательной надписью, и потом с радостным смехом демонстрировать снимок всем, кому не надоело веселиться.

Вере надоело почти сразу. Этот невыносимый Валера с невыносимой фамилией почему-то напоминал ей тех записных шутников и мешал вспоминать о том, о чем хотелось.