Трали-вали - Владислав Вишневский Страница 27

– Ты чем зубы там чистил? – будто Генка совсем уж ничего не понимает в жизни, сварливым тоном старшего брата спросил Никита.

Генка изобразил недоумение.

– Пальцем. А чем же ещё? У меня же щётки же ещё своей ещё же нету, сам же знаешь!

– Будет, – вмешиваясь, торопливо пообещал Мальцев. Ему интересно было наблюдать за воспитательным процессом старшего, над младшим. Строгий тон старшего мальчишки и забавлял его, и по доброму удивлял. Ему казалось, что Никита излишне строг с маленьким Генкой, поэтому, пришёл на защиту. – Не ругай Генку Никита. Он молодец! Умылся, даже зубы почистил, а мы ещё нет. Пошли умываться… Наша очередь.

Настроение уже точно улучшилось. Появление в его жизни двух странных маленьких существ в корне меняло не только всё его близкое окружение, но и, главное, в нём самом тоже. В нём шла перенастройка: в душе, в сознании, в чувствах. Не-то суматошная чистка старых помещений, не то категорическое изменение всей планировки, более того, достройка новых этажей, даже. Интересно!.. Вялый, особенно в последнее время тон его жизни, или пульс, или ритм, – без разницы, вдруг приобрёл светлые, мажорные нотки. Даже не нотки, а целые аккорды. Очень важные, требовательные и необходимые. В душе музыканта открывались новые тональности. Звучали новые струны. Возникали органные полифонические всполохи… Новый гармонический настрой. Который он раньше за собой не замечал. Не знал даже. Спал – не спал… В себе не слышал. Со всем этим, проблема с уходом жены куда-то отодвинулась. Не ушла, конечно, нет, а именно отодвинулась. Как старая картина, спрятанная за шкаф. Она была там, он это знал, она есть, но пока… её нет. Не на глазах!

…Мальцев полотенцем вытер лицо, побрызгал на руки лосьон после бритья, пошлёпал по щекам, массируя, видя, как Никита, вытираясь полотенцем, с удовольствием втягивает носом аромат лосьона, исподволь подсматривает за действиями Мальцева. Присматривается. Изучает… И его самого и фигуру – сильный Мальцев, нет.

Мальцева это неожиданно смутило. Показался себе большим, вялым, старым неповоротливым тюленем… Остро пожалел: «Зачем, балда, бросил тренироваться? Лентяй!.. Полгода уж как в спортзале не был… Стыдно! Да, стыдно, батенька, стыдно! Самое то бы сейчас показаться мальчишкам сильным, с мышцами, как… этот, Терминатор или как его. Пусть даже маленький, но Терминатор, не кегля дохлая». Мальцев, конечно, лукавил, на кеглю он и близко не смахивал, но кто он на самом деле, додумывать не стал, неожиданно вслух пробурчал: «В спортзал надо бы походить. Как думаешь? – Коротко глянул на Никиту. – Отдохнул уже. Вес набрал». Словно в этом и заключался смысл его бездействий. Никита не ответил, пожал плечами, походи, мол, кто мешает… И вновь Мальцев, как пацан, довольный неожиданно принятым решением, счастливо улыбнулся: приятно потому что быть хорошим примером… будущему поколению.

Это было третьим хорошим открытием за одно утро.

Кстати, Генка, так всё это время и мотался от ванной комнаты в кухню, и обратно… Одними глазами поторапливал… Действительно проголодался похоже.

Не успел Мальцев посуду после завтрака помыть, как приехал Кобзев. Вошёл шумный, возбуждённый, с двумя хозяйственными пакетами в руках.

– Привет, мужики! На выбор даже получилось. С запасом. Выбирайте, кому что подойдёт, – сказал он, протягивая пакеты. С шумом набрал полную грудь воздуха, громовым голосом, удачно копируя горластого рефери на боксёрском ринге на чемпионате мира по версии даблью какой-то там Америки, подпрыгнув, вдруг проорал. – Дружеская гуманитарная помощь от команды-ы-ы Ко-о-обзевых, Р-р-россия! Принимайте.

– Слушай, посланец высоких цивилизаций – оглушил! – а как же занятия? – одёрнул Мальцев. – Тебе же попадёт!

– Не попадёт, – ответил Кобзев. – Я позвонил старшине домой, сказал, что в длинной очереди стоим, не принимают нас без анализов. Сегодня, наверное, и не успеем сдать пацанов. Очередь потому что большая, как в мавзолей. Он сказал ладно, действуйте по обстановке, дирижёру он передаст. Так что, мы свободны, как птицы.

– А обманывать не хорошо, – с лёгкой непосредственностью заметил Генка.

– О, а это кто тут такой мудрый?

– Я! – с гордостью отозвался Генка.

– Кто – ты?

– Я – первый!

– Ну это мы ещё посмотрим, какой ты первый…

* * *

Тогда, увидев Генку около киоска, добрая взрослая тётя купила ему желанное мороженое, взяла его за руку, и они пошли. Генка уже не плакал, ему нравилась и добрая тётя, и тёплая её рука. Она что-то рассказывала Генке, но Генка пока её не слушал, потому что шумно на улице было, да и занят он был – ел мороженое. Именно мороженое – настоящее, вкусное и холодное… Которое, из-за слабого горла, мама говорила, ему никогда нельзя было раньше покупать… А тётя совсем наоборот – знала, что можно и купила… Потому что добрая была. Хорошая, значит. Так и шли они куда-то прямо по улице, неторопливо и весело. Тётя ему что-то рассказывала, а Генка с любопытством смотрел по сторонам. Ему всё здесь было ново, до жути интересно, и нисколечко не страшно. Никто его не одёргивал, не ругал даже, наоборот… Хорошо было! Генка во все глаза смотрел и на машины, и на людей, и на дома, даже в большие окна магазинов успевал заглядывать… Всего вокруг было очень много. И людей, и машин и магазинов с окнами…

В окнах особенно красиво было, интересно. Таких больших он и не видел раньше… Большие-большие, а внутри подарки и люди… Только за стеклом. Большим стеклом, всегда прозрачным, как и нет его. Генка даже пальцем недоверчиво тыкал, а попадал в стекло. А за ним, разные тёти и дяди, даже дети, иногда. Одни сидят, другие стоят… Но почему-то они не двигались. И лица у них были одинаковые, и улыбки, только одежда разная… И стояли по разному и смотрели кто куда, некоторые прямо на Генку. Смотрели приветливо, но молча. Потому что за стеклом наверное были, или им нельзя было ни с кем разговаривать, запрещено было, только смотреть им было можно… Но лица совсем-совсем как у кукол, неподвижные-неподвижные…

Генка в очередной раз замедлял ход, снизу вверх заглядывал на них то одним глазом, то двумя сразу, подсмотреть хотел, как они повернутся к нему и глазом моргнут, привет, мол, малыш, как дела? Но они словно не видели Генку, смотрели на него и мимо… А тётя вела его дальше.

– А чего они там всё же делают? – спросил её Генка, указывая на оконные витрины…

Тётя не слышала, продолжала говорить о какой-то бабушке, которая тоже очень любит детей и сильно скучает… И если бы не какая-то реформа, или какое-то другое слово, ругательное… Генка не понял, прослушал, его люди в окнах интересовали, он посильнее дёрнул её за руку, опять спросил:

– А чего они там все делают?

– Что? – переспросила тётя наклоняясь к Генке. – Кто?

Генка свободной рукой с мороженым указал на людей в витринах…

– А, эти… Ничего не делают. – Пренебрежительно махнула она рукой. – Это манекены. Куклы такие для фасонов разных. – Потом язвительно добавила. – Чтобы бедный народ дразнить.